Больная девочка, Сара, плакала и звала мать.
– Куда мы едем? – спросила старшая девочка.
– В самое безопасное место в Милане, – ответил Пино.
5
Он остановил «фиат» во дворе канцелярии и сказал своим пассажирам ждать в машине. Потом поднялся по заснеженной лестнице к двери кардинальской резиденции и постучал.
Дверь открыл незнакомый ему священник. Пино назвался, сказал, у кого он работает и кто сидит в машине.
– Почему они были в вагоне? – спросил священник.
– Я не спрашивал, но я думаю, они евреи.
– Почему немецкий генерал считает, что кардинал Шустер занимается евреями?
Пино посмотрел на священника, казавшегося неумолимым, и ярость закипела в нем. Пино расправил плечи, вытянулся в полный рост, возвышаясь над плюгавым священником.
– Я не знаю, почему Лейерс так считает, – сказал Пино. – Но я знаю, что кардинал Шустер помогал евреям бежать в Швейцарию в течение последних полутора лет, потому что я сам помогал ему в этом. А теперь, почему бы нам не спросить, что думает об этом кардинал?
Он произнес это таким угрожающим тоном, что священник словно стал еще меньше ростом и сказал:
– Я не могу вам ничего обещать. Кардинал работает в библиотеке. Но я схожу…
– Нет, схожу я, – возразил Пино. – Я знаю куда.
Он прошел мимо священника, потом по коридору к библиотеке, постучал.
– Я просил не беспокоить меня, отец Боннано, – ответил изнутри Шустер.
Пино снял фуражку, открыл дверь и вошел. Поклонившись, сказал:
– Прошу простить, милорд кардинал, но дело неотложное.
Кардинал Шустер недоуменно посмотрел на него:
– Я вас знаю.
– Пино Лелла, милорд кардинал. Я водитель генерала Лейерса. Он снял четверых еврейских ребят с поезда на двадцать первой платформе и приказал мне привезти их сюда и передать вам: он сожалеет, что не мог спасти больше.
Кардинал поджал губы:
– Сейчас?
– Они здесь. В его машине.
Шустер промолчал.
– Ваше высокопреосвященство, – сказал отец Боннано, – я говорил ему, что вы не можете лично заниматься такими…
– Почему нет? – резко спросил Шустер, потом посмотрел на Пино: – Приведите их.
– Спасибо, милорд кардинал, – сказал Пино. – Одна девочка больна, у нее температура.
– Мы вызовем доктора. Отец Боннано займется этим, верно, отец?
Священник неуверенно посмотрел на кардинала и низко поклонился:
– Немедленно, ваше высокопреосвященство.
Пино привел четверых ребят в библиотеку кардинала, а отец Боннано принес им одеяла и горячий чай.
– Мне пора, милорд кардинал.
Шустер посмотрел на Пино, потом отвел его в сторону, чтобы не слышали ребята.
– Не знаю, что и подумать о вашем генерале Лейерсе, – сказал кардинал.
– И я тоже. Он меняется каждый день. Не перестает удивлять.
– Да, – задумчиво сказал Шустер. – Не перестает удивлять.
Глава двадцать пятая
1
Безжалостные, резкие ветра приносили с Альп холодный северный воздух, и Милан засыпа́ло снегом весь январь и начало февраля 1945 года. Генерал Лейерс приказал захватывать основные продукты питания – муку, сахар и масло. В длинных очередях, выстраивавшихся за продуктами, возникали беспорядки. В антисанитарных условиях, вызванных бомбардировками, стали распространяться такие болезни, как тиф и холера. Во многих частях города обстановка была почти эпидемическая. Для Пино Милан превратился в прóклятое место, и он понять не мог, за что его жителей так жестоко наказывают.
Жестокость Лейреса и холодная погода породили ненависть по всей Северной Италии. Несмотря на мороз, Пино, когда на нем была нарукавная повязка со свастикой, чувствовал жар ненависти, исходящий от каждого встречного итальянца. Спазмы отвращения. Судороги скрытой злобы. Он видел все эти реакции и не только. Он хотел накричать на них, сказать им, чем занимается на самом деле, но он помалкивал, глотая стыд, и шел дальше.
Генерал Лейерс после спасения четверых еврейских ребят стал непредсказуемым. Несколько дней он мог работать в своем обычном неистовом, бессонном режиме, а потом впадал в депрессию и напивался в квартире Долли.
– Он то ложится, то вскакивает, – сказала Анна как-то в начале февраля, когда они с Пино выходили из кафе в квартале от дома Долли. – Сегодня у него война окончена, а завтра борьба продолжается.
Снег покрыл Виа Данте, мороз кусал их за щеки, но солнце в этот день светило так ярко, что они решили прогуляться.
– Что будет после войны? – спросил Пино, когда они подошли к парку Семпионе. – Я имею в виду – с Долли.
– Когда откроется перевал Бреннер, он увезет ее в Инсбрук, – сказала она. – Долли хочет уехать сейчас, поездом, но он говорит, это небезопасно. Союзники на перевале бомбят поезда. Но я думаю, она нужна ему здесь, как он будет нужен ей там какое-то время.
Пино почувствовал пустоту в желудке.
– И ты поедешь в Инсбрук с Долли?
Анна остановилась у длинной, широкой и глубокой впадины в снегу – здесь проходил древний ров вокруг Кастелло Сфорцеско. Каменная крепость пятнадцатого века пострадала во время бомбардировок 1943 года. Средневековые круглые башни по двум концам стены лежали в руинах. Башня над подъемным мостом имела повреждения, которые на фоне белого снега выглядели как черные, покрытые струпьями раны.
– Анна? – спросил Пино.
– Пока Долли не устроится, – сказала Анна, разглядывая поврежденную башню, словно та хранила какие-то тайны. – Она знает, что я хочу вернуться в Милан. К тебе.
– Ну, тогда хорошо, – сказал Пино и поцеловал руку Анны в перчатке. – В горах слой снега метров пятнадцать. Пока дороги расчистят, пройдет не одна неделя.
Она отвернулась от замка и сказала с надеждой:
– Генерал говорит, что нужен месяц после окончания снегопадов, а может, и больше.
– Дай бог, чтобы больше, – сказал Пино, обнял ее и принялся целовать, пока оба не услышали хлопанье крыльев и не разомкнули объятия.
Из проделанных бомбами проломов в центральной башне крепости вылетали черные вóроны. Три птицы полетели прочь с карканьем, пронзительными криками, а самая крупная стала описывать неторопливые круги над израненным сооружением.
– Мне пора возвращаться, – сказала Анна. – И тебе тоже.
Они пошли по Виа Данте, держась за руки. В одном квартале от дома Долли Пино увидел генерала Лейерса – тот вышел из двери и направился к «фиату».
– Я должен бежать, – сказал Пино, поцеловал Анну и бросился навстречу Лейерсу. Он открыл дверь машины со словами: – Тысяча извинений, mon général.
