Пятнадцать или двадцать голов уже были установлены на кольях вдоль дороги. Глаза многих были открыты, а смерть искривила их рты, застывшие в агонии. Мертвое тело девушки в его руках стало вдруг невыносимо тяжелым под темными и безмолвными взглядами отрубленных голов. Пино хотелось бросить Габриелу, оставить ее и бежать от этого варварства, окружавшего его. Но он только положил ее на землю и опустился на одно колено, чтобы отдохнуть, глаза его были закрыты, он молил Бога, чтобы тот дал ему силы донести тело.
– Так поступали римляне, – раздался голос Рафаэля у него за спиной.
Пино в ужасе повернул голову, посмотрел на чернорубашечника.
– Что?
– Цезарь выставлял головы своих врагов вдоль дорог в Рим – достойное предупреждение тем, кто переходил дорогу императору. Я думаю, такое же воздействие это окажет и теперь. Дуче будет гордиться, я думаю. А ты что скажешь?
Пино непонимающе моргнул:
– Не знаю. Я всего лишь водитель.
Он поднял Габриелу и снова двинулся по заснеженной дороге, стараясь не смотреть на окровавленные колья с головами, число которых все увеличивалось, на мясницкие движения чернорубашечников, орудующих над мертвыми телами.
Глава двадцать четвертая
1
С лучшей подругой Порции случилась истерика, когда Пино подошел к дверям ее дома в Лекко с телом Габриелы. Он помог положить тело на стол, у которого ждали женщины в траурных одеждах, чтобы подготовить убитую к похоронам. Пино, не дожидаясь слов благодарности, выскользнул из дома, когда они начали оплакивать ее. Он больше ни секунды не мог оставаться близ мертвого тела или слышать рыдания живых.
Пино сел в «фиат», завел его, но не тронулся с места. Обезглавливание потрясло его до глубины души. Убийство на войне – это одно. Осквернение тела – совсем другое. Откуда взялись такие варвары? Какие люди способны на такое?
Он вспоминал все те ужасы, свидетелем которых был после прихода войны в Северную Италию. Маленький Никко с гранатой. Туллио перед расстрельным взводом. Рабы в туннеле. Детские пальчики в щели красного вагона на платформе двадцать один. А теперь головы на кольях вдоль заснеженной дороги.
«Почему я? Почему я должен видеть это?»
Пино чувствовал себя так, словно он и Италия обречены выносить жестокости, которым, казалось, нет конца. Какое новое зверство ожидает его? Кто умрет следующим? И насколько страшной будет эта смерть?
Голова у него кружилась от этих и других темных мыслей. Он был взволнован, испуган, а теперь еще близок к панике. Он все еще сидел неподвижно, но дышал слишком часто, потел, его лихорадило. А сердце работало так, словно он бежал вверх по склону холма. Он понял, что не может вернуться в Милан в таком состоянии. Ему нужно какое-нибудь тихое, уединенное место, где он может выплакаться и где никто не будет глазеть на него. Более того, ему требовался кто-нибудь, кто помог бы ему, с кем он мог бы поговорить…
Пино посмотрел на север и понял, куда поедет и кого хочет увидеть.
Он включил передачу и поехал вдоль северного берега озера Комо, не замечая его красоты; теперь он был одержим одной мыслью – побыстрее добраться до Кьявенны и перевала Шплюген.
Дорога после Камподольчино стала почти непроезжей, и Пино пришлось надеть цепи на колеса, чтобы добраться до Мадезимо. Он оставил машину у дорожки на Мотту и зашагал вверх по этой утоптанной тропе, на которой лежало двадцать пять сантиметров свежего снега.
Солнце наконец пробилось сквозь тучи. Когда Пино добрался до плато, сильный ветер разгонял остатки туч. Пино хватал ртом морозный воздух и думал не о величии этого места, а только о «Каса Альпина». Убежище только показалось впереди, а Пино уже потерял терпение и бросился бегом, на крыльце принялся звонить, как бьют в набат при пожаре.
Краем глаза Пино увидел четверых вооруженных людей, вышедших из-за угла здания. На них были красные шарфы, в руках – направленные на него винтовки.
Пино поднял руки и сказал:
– Я друг отца Ре.
– Обыщите его, – сказал один из них.
Пино перепугался – в его кармане все еще лежали документы: один – выданный генералом Лейерсом, другой – Муссолини. Партизаны пристрелят его за одно только это.
Но прежде чем они подошли к нему, дверь открылась, и он увидел отца Ре.
– Да? – сказал священник. – Чем могу вам помочь?
Пино снял шапочку.
– Это я, отец Ре. Пино Лелла.
Глаза священника широко раскрылись сначала от недоумения, а потом от радости и удивления. Он обнял Пино и вскричал:
– Мы думали, тебя нет в живых!
– Нет в живых? – переспросил Пино, едва сдерживая слезы. – С чего вы взяли?
Священник отступил, уставился на него, сияя улыбкой, потом сказал:
– Не имеет значения. Важно, что ты жив!
– Да, отец, – сказал он. – Могу я войти? Поговорить с вами?
Отец Ре увидел наблюдающих за ними партизан:
– Я ручаюсь за него, мои друзья. Я знаю его много лет, и в горах нет человека надежнее его.
Пино не видел, произвело ли это на них впечатление, – он пошел за отцом Ре по знакомому коридору, чувствуя аромат свежеиспеченного братом Бормио хлеба, а потом услышал стоны и разговоры на пониженных тонах.
Более половины столового зала «Каса Альпина» было превращено в госпиталь. Человек, в котором Пино узнал доктора из Камподольчино, вместе с медсестрой занимались одним из раненых, которые лежали на кушетках, стоящих у печки.
– Из Девятнадцатой бригады Гарибальди, – сказал отец Ре.
– Не ребята Тито?
– Девятнадцатая выгнала этот сброд из долины несколько месяцев назад. Последнее, что нам стало известно о Тито и его шпане, – они промышляют и мародерствуют на дороге к перевалу Бреннер. Трусы. Те, кого ты здесь видишь, отважные ребята.
– Мы можем где-нибудь поговорить, отец? Я проделал неблизкий путь, чтобы увидеть вас.
– Поговорить? Конечно, – сказал отец Ре и повел его в свою комнату.
Священник показал на маленькую скамейку, Пино сел, ломая руки.
– Я хочу исповедаться, отец, – сказал он.
Отец Ре озабоченно посмотрел на него:
– В чем?
– В моей жизни с того дня, когда я покинул вас, – ответил Пино и рассказал отцу Ре обо всем без прикрас.
2
Он срывался четыре раза, когда рассказывал о генерале Лейерсе, рабах, Карлетто Белтрамини, который проклял Пино, когда умирал его отец, о децимации в тюрьме Сан-Витторе, расстреле Туллио Галимберти, насмешках над ним Миммо, уходе сегодня утром с кладбища под мертвыми взглядами голов на кольях.
– Я не знаю, почему это происходит со мной, – сквозь слезы сказал Пино. – Мне это не по силам, отец. Не по силам.
