– Где сейчас волы? – спросил Рауфф.
– Их прижали к скале, – сказал Миммо.
Они почти подошли к деревьям, где храпели и мычали невидимые волы. Пино хотелось развернуться и броситься наутек, но он продолжал идти. Ситуация, казалось, взбодрила шефа гестапо. Взгляд его перестал быть тусклым и темным, глаза теперь были широко раскрыты и блестели. Он улыбался от возбуждения. Пино огляделся, прикидывая, куда ему бежать, если дела примут скверный оборот.
6
Полковник Рауфф вошел в рощу, которая имела форму полумесяца, огибающего скалу.
– Волы здесь, справа, – сказал Миммо.
Рауфф убрал пистолет в кобуру и последовал за Миммо по снегу, который нигде не был таким глубоким, как в лесу. Волы побывали здесь повсюду – где-то оставили утоптанный снег, где-то – кучи навоза.
Миммо, а за ним шеф гестапо поднырнули под несколько низких ветвей, прошествовали мимо одной из самых крупных елей. Желудок у Пино готов был вывернуться наизнанку. Солдаты шли за Рауффом, Пино замыкал шествие. Он поднял голову, но не увидел беженцев, прятавшихся высоко на деревьях. Их следы были затоптаны волами.
«Слава богу», – подумал Пино, глядя на Рауффа, направляющегося к ребятам из «Каса Альпина», рассеявшимся по леску. Они окружили шесть оставшихся волов, а те покачивали головами, недовольно мычали и искали какой-нибудь выход, кроме скалы перед ними.
– Когда я дам команду, шесть ребят в середине отойдут и разделятся на две группы по трое, – сказал Рауфф, приложив одну ладонь к другой и раздвигая пальцы. – Нам нужно сделать вот такой клин. Когда они начнут двигаться, остальные мальчики побегут спереди, чтобы волы следовали за ними, куда нам нужно. Ребята по сторонам сохраняют конфигурацию клина. Коровы, волы – они, как евреи, следуют за теми, кто впереди.
Пино проигнорировал концовку, но слова команды прокричал мальчикам. Когда первый вол побежал, остальные в панике последовали за ним. Они неслись по лесу, мыча и ломая ветки на своем пути, а ребята по бокам не давали им уйти в стороны, сжимая клин, и волы вскоре уже бежали почти цепочкой.
– Так! Так! – кричал полковник Рауфф, который бежал за последним волом. – Именно этого я и добивался!
Пино следовал по леску за шефом гестапо, хотя и на некотором расстоянии. Волы выбежали из леса, разбежаться им не позволяли мальчики по бокам; немцы, включая Рауффа, который ни разу не обернулся, шли следом. Наконец Пино позволил себе оглянуться на большие ели. Их высота достигала двенадцати метров, и его взгляд уловил близко к вершине какие-то неясные очертания человеческой фигуры, цепляющейся за ствол.
Он медленно вышел из леска, увидел, что волы уже загнаны в огороженный участок и едят сено.
– Ух ты, – сказал полковник Рауфф. Он тяжело дышал и, когда подошел Пино, смотрел, улыбаясь, на отца Ре. – Это было забавно. Мальчишкой я часто занимался такими вещами.
– Кажется, вам понравилось, – сказал священник.
Шеф гестапо закашлялся, рассмеялся и кивнул. Потом он посмотрел на лейтенанта и пролаял что-то по-немецки. Лейтенант принялся кричать и дуть в свисток. Солдаты, обыскивавшие пристройки и дома жителей Мотты, бегом вернулись к грузовикам.
– Подозрения у меня остаются, отец, – сказал полковник Рауфф, протягивая руку.
Пино затаил дыхание.
Священник пожал руку немцу:
– Добро пожаловать в любое время, полковник.
Рауфф сел в «кюбельваген». Отец Ре, брат Бормио, Пино, Миммо и другие молча стояли, глядя, как разворачиваются грузовики. Они дождались, когда немцы отъехали на пятьсот метров по скользкой дороге в Мадезимо, и наконец разразились радостными криками.
7
– Я не сомневался: они знают, что мы спрятали вас в деревьях, – сказал Пино несколько часов спустя.
Он, отец Ре и беженцы сидели в столовой и ели.
Отец двух мальчиков сказал:
– Я видел, что полковник идет в нашу сторону. Он прошел прямо под нашим деревом. Два раза!
Они все начали смеяться, как могут смеяться только люди, минуту назад избежавшие смерти, – с сомнением, благодарностью и заразительно.
– Отличный план, – сказал отец Ре, похлопав Пино по плечу и поднимая бокал с вином. – За Пино Леллу!
Беженцы подняли бокалы, Пино сделал то же самое. Он почувствовал смущение, оказавшись в центре внимания, улыбнулся.
– Самое главное сделал Миммо, – сказал он.
Но ему было приятно, он даже пребывал в некоторой эйфории. Чувствовал себя могущественным – это надо же: так провести нацистов. Он на свой манер дал им отпор. Они все дали им отпор, стали частью растущего Сопротивления. Италия – не Германия. Италия никогда не станет Германией.
Альберто Аскари вошел в «Каса Альпина», не позвонив. Он появился в дверях столовой, держа шапку в руке, и сказал:
– Извините, отец Ре, но у меня срочное сообщение для Пино. Его отец звонил в дом моего дяди и просил меня найти Пино и передать ему кое-что.
У Пино внутри словно образовалась пустота. Что случилось? Кто-то умер?
– Что такое? – спросил он.
– Твой отец просит тебя как можно скорее вернуться домой, – сказал Аскари. – В Милан. Он сказал, это вопрос жизни и смерти.
– Чьей жизни и смерти? – спросил Пино, вставая.
– Я так понял, что твоей, Пино.
Часть третья
Соборы человека
Глава тринадцатая
1
Двенадцать часов спустя Пино сидел на пассажирском сиденье форсированного «фиата» Аскари, почти не замечая пропастей за обочинами серпантина из Мадезимо в Камподольчино. Он не смотрел на бледно-зеленые весенние листочки, не чувствовал запаха цветения в воздухе. Его мысли все еще оставались в «Каса Альпина», откуда он уезжал с неохотой.
– Я хочу остаться и помогать, – сказал он отцу Ре предыдущим вечером.
– И мне нужна твоя помощь, – сказал священник, – но дело, кажется, серьезное, Пино. Ты должен подчиниться отцу и вернуться домой.
Пино показал на беженцев:
– А кто доведет их до Валь-ди-Леи?
– Миммо, – сказал отец Ре. – Ты хорошо его подготовил. И не только его.
Пино так расстроился, что спал урывками и пребывал в удрученном состоянии, когда за ним пришел Аскари, чтобы отвезти на вокзал в Кьявенне. Он провел в «Каса Альпина» семь месяцев, но ему казалось, что прошли годы.
– Ты приедешь проведать меня, когда сможешь? – спросил отец Ре.
– Конечно, отец, – сказал Пино. Они обнялись.
– Верь, что у Господа есть на тебя планы, – сказал священник. – И береги себя.
Брат Бормио дал ему еды в дорогу и тоже обнял на прощание.
