Мы с Соней пришли в мою квартиру за две минуты до появления Лидии. Я вдруг понял, что Соня здесь впервые; мне никогда не приходило в голову, что надо бы пригласить их с Дейвом на ужин. Возможно, это была социальный просчет.
– Господи, что это за запах? – спросила она. – Мне кажется, меня сейчас стошнит. Весь день ужасно себя чувствую.
– Это пиво. Небольшая утечка в недоступном месте. Дейв считает, что виноват рабочий, менявший потолок.
Соня улыбнулась.
– Похоже на Дейва. Как Рози в этом живет?
– Человек быстро адаптируется к запахам. Регулярное мытье только недавно стало обыденным явлением. До этого люди не мылись месяцами, и никаких проблем не возникало. Кроме болезней, разумеется.
Лидия пришла вовремя.
– Господи, что это за запах? – спросила она.
– Это пиво, – сообщила Соня. – Человек быстро адаптируется к запахам. Регулярное мытье только недавно стало обыденным явлением.
– Я полагаю, что стандарты гигиены в Нью-Йорке и небольшой итальянской деревне различаются.
– Это точно. Наше счастье, что Дон помешан на гигиене, иначе ребенок…
Я посмотрел на Соню так, чтобы она вспомнила, что она – Рози, которая не станет терпеть мое странное поведение и которая не росла в небольшой итальянской деревне, где приняты низкие стандарты гигиены. Так же, как и Соня не стала бы терпеть. У меня возникло подозрение, что ситуация может принять неловкий оборот.
Тут один из Джорджей начал играть на барабанах.
– Что это? – спросила Лидия.
Вопрос выглядел закономерным, поскольку первые звуки напоминали стрельбу из огнестрельного оружия. Но затем они стали более ритмичными, и к барабанам добавились бас и две электрогитары. Ответ на вопрос Лидии стал очевиден, и это было удачным стечением обстоятельств, поскольку мои объяснения она все равно расслышать не могла.
На протяжении примерно трех минут мы пытались объясниться с помощью элементарного языка жестов. Я пришел к выводу, что Лидию интересует, как ребенок будет спать. А Соня отвечала ей, что главное аппетит, чтобы бамбино хорошо кушал спагетти.
Музыка прекратилась.
– Я думаю о том, чтобы улететь домой в Италию, – сообщила Соня.
– А если вы останетесь? Если вы и Дон сумеете преодолеть это недоразумение?
Я повел их в комнату Джина, где я прятал подарок моего отца.
– Боже, это гроб, – воскликнула Лидия, – прозрачный гроб!
– Не смешите меня, – сказала Соня. – По-моему, вы пытаетесь найти предлог для того, чтобы покритиковать Дона.
– Но что тогда? Космический корабль?
На самом деле звуконепроницаемая колыбель была непригодна для космических полетов, поскольку она пропускала воздух. Я установил время на будильнике в телефоне и, как только раздался сигнал, положил телефон в колыбель и закрыл крышку. Звук исчез.
– Но если бы телефону надо было дышать, он бы мог это делать, – объяснил я.
– А если он будет плакать?
– Телефон?
Я тут же понял свою ошибку и показал Лидии микрофон и передатчик, установленные в колыбели.
– Рози будет спать в наушниках. А я в берушах, чтобы ребенок не беспокоил меня.
– Мило с вашей стороны, – сказала Лидия, оглядывая комнату. – Кто-то еще здесь ночует?
– Мой друг. Жена выгнала его за аморальное поведение, и теперь он живет вместе со мной и Рози.
– В комнате ребенка.
– Совершенно верно.
– Рози, – сказала Лидия, и Соня посмотрела на дверь прежде, чем поняла, что обращаются к ней, – вам комфортно так жить?
По Соне было видно, что она испытывает чрезвычайный дискомфорт. Она вернулась в гостиную и принялась лихорадочно оглядываться. Я понял, что у нее приступ паники.
– Мне нужно в туалет. Где туалет? – спросила Соня, находясь, предположительно, в собственной квартире.
Мы стояли рядом с моей ванной-кабинетом. Я открыл Соне дверь.
– В ванной стоит письменный стол, – заметила Лидия.
Я знал об этом. Переезжая к Дейву и Соне, я не взял стол с собой, потому что везти его на метро было неудобно.
Тут из ванной-кабинета донесся Сонин голос:
– У меня проблема.
– Сантехника течет? – спросил я. Слив действительно иногда барахлил.
– Это я теку. Что-то не так.
Правила социума категорически запрещают входить в ванную, когда там находится лицо противоположного пола, не связанное с вами родственными узами. Мне это было известно, но мое поведение оправдывалось тем, что проблема могла быть связана с большим сроком беременности Сони. Я предположил, что начались схватки.
Я вошел в запретную зону, и Соня объяснила, в чем проблема. Описание симптомов не оставляло сомнений.
– Что вы делаете? – спросила Лидия. – Все в порядке?
– Набираю телефонный номер, – ответил я. – Нет, не в порядке.
– Что случилось?
– Выпадение пуповины. Я вызвал скорую. Если схватки не начались, проблема не требует немедленного вмешательства.
– О господи, – сказала Соня. – Я думаю, что они начались.
Следуя моим инструкциям, Лидия отвела Соню в кабинет Рози, а я еще раз перенес матрас из нашей бывшей общей спальни, в которую Рози вернулась после моего ухода. Мне нужно было пространство для маневра. Соня легла на матрас. Когда я позвонил в скорую, я подчеркнул срочность вызова, поэтому повторять звонок, перегружая тем самым систему и мешая ей оказать помощь другим пациентам, не имело смысла.
Соня была крайне взволнована, она находилась на грани истерики.
– О господи, я читала про это. Голова ребенка пережала пуповину, и он остался без кислорода, о, черт, черт, черт…
– Теоретически это возможно, – сказал я.
Я пытался говорить тоном доктора у постели больного, который когда-то вызывал у меня такое отторжение, что я решил отказаться от выбора этой профессии.
– Для матери летальный исход практически исключен. Однако без врачебной помощи ребенок, вероятно, умрет. Но скорую я вызвал.
– А если она не приедет? Если не приедет?
– Я считаю, что способен оказать необходимую помощь. Я приобрел существенные практические навыки.
Я посчитал ненужным уточнять, что при рождении Дейва-теленка выпадения пуповины не произошло.
– Какие навыки? Какие навыки?
Видимо, из-за своего истерического состояния Соня все повторяла дважды.
Я успокоил ее:
– Процедура проста. Я должен произвести осмотр.
