Но в данный момент я просто убедился в своей правоте. Третье отделение, которому изначально, до того как начнется бой, предписывалась роль тылового прикрытия, шло со значительным опережением. Там путь был относительно свободным, и передвигаться можно было намного быстрее. И вопреки плану на второго часового, таким образом, должно было первым выйти третье отделение. Но кто бы ни нашел часового, это не меняло сути нашей работы. Младший сержант Хозяинов был в курсе предполагаемых действий, знал их очередность и ничего испортить не мог.
– Вижу часового, – сообщил Хозяинов. – Он не на месте сидит. Прогуливается по ущелью. От нас в тридцати метрах. Направляется в нашу сторону. Мы как раз в удобном месте для засады. Тропа идет между камней, каждый из которых может служить прикрытием. Ликвидировать можно без звука.
«Прогулки» часового не были для нас неожиданностью. Согласно данным с беспилотника, две ночи назад часовой точно так же прогуливался. Возможно, это была установка для поста, на которую другие часовые внимания не обращали, а один или двое выполняли. Возможно, с помощью «прогулки» часовой разгонял сонливость. Но предполагать что-либо не было нашей задачей.
– Сначала дождись, когда ему позвонят. Ликвидировать только после этого… – сказал я строго. Так было предусмотрено планом, и я это напомнил. Снятие часового сразу после «контрольного звонка» помогало нам выиграть примерно двадцать минут на подготовку к атаке.
– Это понятно, – ответил младший сержант. – Пропустим в одну сторону и дождемся возвращения. Я, пожалуй, пошлю следом за часовым своего бойца. Пусть присмотрит, а то мы можем телефонный разговор прозевать.
– Добро. Работайте…
– Старлей! Это майор Рудаковский. Мы вернулись на место. Возобновляем полеты в прежнем режиме удаления.
«Ночной охотник», как должно было показаться со стороны, караулил дорогу, что проходила неподалеку, кружил в качестве охраны или же, наоборот, поджидал жертву. В сторону ущелья он поворачивался носом только во время совершения маневров. Это во избежание подозрений. У «Ночного охотника», кстати, обзор круговой, и ему не важно, куда его нос обращен. Он все равно увидит, что нужно.
– Добро, товарищ майор! Мы скоро начинаем. Выходим на последний рубеж. – Я посмотрел на часы. Вертолет вернулся через тридцать восемь минут вместо обещанных пятидесяти. – Время в запасе еще есть. Кувалдин! Как у вас дела?
– Все согласно графику, товарищ старший лейтенант. Поднял снайпера. Он вышел на поиск позиции. Сразу после телефонного звонка часовому начнет работать. И даст нам сигнал. Мы выступим бегом.
– Понятно. Готовность номер один. Слушай, Валера, наши разговоры, ориентируйся по ним. График составлялся далеко отсюда, а в кабинете оперативного отдела не всегда видно, как дело в действительности обстоит.
Офицеры оперативного отдела штаба отряда давно уже не обижаются, когда разработанный в их кабинете план становится пустышкой. Все они служили в линейных частях, все знают, что в восьмидесяти процентах случаев, когда работает спецназ, план приходится на ходу корректировать или полностью менять и «работать от обстановки». Хотя вначале все стараются разработок оперативников придерживаться. Особенно это касается временного графика, который опирается на нормативы, скажем, в скорости передвижения бегом или ползком. Здесь еще удается добиться определенного совмещения расчетов. Но временной график всегда составляется только на самое начало операции. Иногда и на окончание, но после получения конкретных данных от непосредственных исполнителей. Например, вылет вертолета для эвакуации подразделения, если есть такая необходимость. А такая необходимость случается достаточно часто. По крайней мере командир взвода, которого мы сменили в отряде, жаловался мне при передаче дел, что после каждой операции за взводом посылали вертолет, но лететь приходилось не в казарму, а на новую операцию – обычно в поддержку других подразделений, чаще всего спецназа МВД или ФСБ, короче говоря, приходилось выручать смежников.
Вертолет привозил взводу «груз сто»
[8] и несколько коробок с «сухим пайком». И как правило, забывали привезти простую воду, считая, что соки, которые есть в «сухом пайке», в состоянии утолить жажду. Но удивляться тому не приходилось. Сразу вспоминался формат службы «24/7», который предусматривал такие обстоятельства. А однажды взводу, как мне жаловался лейтенант, пришлось раз за разом участвовать в шести операциях подряд. Он вынужден был признаться начальнику штаба отряда, что солдаты в изнеможении и уже наполовину потеряли свою боеспособность. Только после этого дали долгожданный отдых. И то – только на сутки. И это после пяти суток непрерывных боев. Спали тогда только в вертолете, при перелете с места на место.
Мне об этом рассказывали старшие офицеры и ветераны спецназа, которые еще захватили войну в Афганистане. Там служба проходила в таком же формате. В предыдущие три полугодовые командировки на долю моего взвода такого не выпадало. Но сейчас, сразу по приезде в отряд, глядя на меня бесцветными водянистыми красными и тоже хронически невыспавшимися глазами, обстановку обрисовывал начальник штаба майор Луганович, представляющий в отряде одну со мной бригаду, следовательно, хорошо меня знающий:
– Ситуация здесь совсем не такая, как год или полтора назад. В Сирии и в Ираке боевикам-игиловцам крепко дают под зад. Тяжелой ногой пинают. Боевики уже не рады, что туда уехали. Конечно, я не могу судить обо всех боевиках, особенно из местных – сирийцев и иракцев, которых там большинство. Но по крайней мере, парни с Северного Кавказа точно не рады. И рвутся вернуться назад. А ИГИЛ всеми силами стремится расшириться, и помогают им в этом сильно, даже отправляют сюда с подкреплением из числа тех, кому на родине оставаться невозможно, а ехать больше некуда.
У многих из их командиров, которые были когда-то знакомы с Северным Кавказом, в памяти сохранилась первая чеченская война, и они слышать не хотят, что сейчас и Россия стала другой, и народ на Северном Кавказе встретит их иначе. И надеются на расширение своего мнимого халифата на Север. Грех будет говорить, что сторонников у них здесь нет. Нет только массовой поддержки. А простые сторонники, которые поверили словам о всеобщей, почти как при коммунизме справедливости, есть. И глубоко законспирированные. И не только на Северном Кавказе, но и, скажем, в Татарии, в Башкирии, в других центрах мусульманства, на нефтеносном Севере России, где усиленно создавались исламистские ячейки, чтобы захватить богатейшие нефтью и газом районы. И вернувшиеся исламисты, и те, кто был в глубоком подполье, а теперь присоединяются к ним, пытаются установить в горах свою власть. Сначала власть террора, а потом они будут стараться и государственную власть прибрать к рукам. Вот с этими бандами сейчас предстоит бороться, искоренять их как можно быстрее и делать это максимально интенсивно. Потому работы у спецназа добавилось.
– Готовы хоть к ежедневным боям, товарищ майор, – слегка хвастливо уверил я начальника штаба, хотя понимал, что ежедневных боев в течение полугодовой командировки не выдержит психика даже самого уравновешенного человека. И офицерская психика будет не в состоянии это выдержать. Что же тогда о солдатах говорить. Они просто могут сломаться морально, и тогда домой вернутся не мальчишки, которых родители отпускали на службу в армию, а хронические и хорошо обученные убийцы, опасные для общества. И наша задача, задача командиров разного звена, не допустить такого перелома в характере.
