В одиннадцать лет он поступил в Елецкую гимназию. Учился сначала хорошо, все давалось легко, мог с одного прочтения запомнить стихотворение в целую страницу, если оно его интересовало. Но год от года учение шло хуже, в третьем классе он остался на второй год. Учителя в большинстве были люди серые и незначительные. В гимназии он писал стихи, подражая Лермонтову, Пушкину. Его не привлекало то, что обычно читают в этом возрасте, он читал, как говорил, «что попало».
Гимназию он не окончил, учился потом самостоятельно под руководством старшего брата Юлия Алексеевича, кандидата университета. С осени 1889 года началась его работа в редакции газеты «Орловский вестник», нередко он был фактическим редактором; печатал в ней свои рассказы, стихи, литературно-критические статьи и заметки в постоянном разделе «Литература и печать». Жил он литературным трудом и сильно нуждался. Отец разорился, в 1890 году продал имение в Озерках без усадьбы, а лишившись и усадьбы, в 1893 году переехал в Каменку к сестре, мать и Маша – в Васильевское к двоюродной сестре Бунина Софье Николаевне Пушешниковой. Ждать молодому поэту помощи было неоткуда.
В редакции Бунин познакомился с Варварой Владимировной Пащенко, дочерью елецкого врача, работавшей корректором. Его страстная любовь к ней временами омрачалась ссорами. В 1891 году она сошлась с Буниным, но жили они не венчаясь: ее родители не хотели выдавать дочь за нищего поэта. Этот юношеский роман писателя составил сюжетную основу пятой книги «Жизни Арсеньева», выходившей отдельно под названием «Лика».
Многие представляют себе Бунина сухим и холодным. Вера Муромцева-Бунина рассказывала: «Правда, иногда он хотел таким казаться – он ведь был первоклассным актером», но, «кто его не знал до конца, тот и представить не может, на какую нежность была способна его душа». Он был из тех, кто не перед каждым раскрывался. Он отличался большой странностью своей натуры. Вряд ли можно назвать другого русского писателя, который бы с таким самозабвением, так порывисто выражал свое чувство любви, как он в письмах к Варваре Пащенко, соединяя в своих мечтах образ со всем прекрасным, что он обретал в природе, а также в поэзии и музыке.
В июне 1898 года Бунин уехал в Одессу, где женился на Анне Николаевне Цакни. Их семейная жизнь не ладилась, и уже в начале марта 1900 года они разошлись. Их сын Коля умер 16 января 1905 года.
1900-е годы были новым рубежом в жизни Бунина. Он неоднократно путешествовал по странам Европы и Востока. А в литературе начинавшегося десятилетия с выходом новых книг Бунин завоевал признание как один из лучших писателей своего времени. Выступал он, главным образом, со стихами, которые сам (в отличие от некоторых критиков!) очень ценил. Нина Берберова вспоминала свою встречу с Буниным в Париже. «А стихи мои вам, конечно, не нравятся?» – спросил он. «Нет, нравятся… но гораздо меньше вашей прозы», – ответила она, записав в воспоминаниях следующее: «Это было его больное место, я еще тогда не знала этого. Но уже через год он вернулся в наших разговорах к теме стихов и прозы, наболевшему вопросу всей его жизни, сказал: „Если бы я захотел, я бы мог любой из моих рассказов написать стихами. Вот, например, «Солнечный удар» – захотел бы, сделал бы из него поэму“. Я почувствовала неловкость, но сказала, что верю…»
В начале 1901 года вышел сборник стихов «Листопад», вызвавший многочисленные отзывы критики. Куприн писал о «редкой художественной тонкости» в передаче настроения. Блок за «Листопад» и другие стихи признавал за Буниным право на «одно из главных мест» среди современной русской поэзии. «Листопад» и перевод «Песни о Гайавате» Генри Уодсворта Лонгфелло были отмечены Пушкинской премией Российской академии наук, присужденной Бунину 19 октября 1903 года. С 1902 года начало выходить отдельными нумерованными томами собрание сочинений Бунина в издательстве Горького «Знание». И опять путешествия – в Константинополь, во Францию и Италию, по Кавказу…
4 ноября 1906 года Бунин познакомился в Москве, в доме писателя и критика Бориса Константиновича Зайцева, с Верой Николаевной Муромцевой. 10 апреля 1907 года Бунин и Вера Николаевна отправились из Москвы в страны Востока – Египет, Сирию, Палестину – и 12 мая, совершив свое «первое дальнее странствие», в Одессе сошли на берег. С этого путешествия началась их совместная жизнь. Об этом странствии – цикл рассказов «Тень птицы» (1907 – 1911). Они сочетают в себе дневниковые записи – описания городов, древних развалин, памятников искусства, пирамид, гробниц – и легенды древних народов, экскурсы в историю их культуры и гибели царств.
21 мая 1918 года Бунин и Вера Николаевна уехали из Москвы – через Оршу и Минск в Киев, потом – в Одессу; 26 января 1920 года отплыли на Константинополь, потом через Софию и Белград прибыли в Париж 28 марта 1920 года. Начались долгие годы эмиграции – в Париже и на юге Франции, в Грассе, вблизи Канн.
Из воспоминаний Александра Бахраха, литературного критика и мемуариста, автора книги «Бунин в халате», о парижских днях жизни писателя:
«У себя дома Бунин приемов не любил. Роль гостеприимного хозяина была ему не по душе, хотя в ограниченном кругу он эту роль всегда выполнял с блеском и со свойственной ему словесной щедростью сыпал всякими остротами и эпиграммами (как бесконечно досадно, что никто не удосужился их записать). Не раз мне приходилось быть свидетелем того, как он разыгрывал шаржи на знакомых и друзей и, в первую очередь, изображал коллег по перу: всегда метко, иногда зло, никого не злобно. Актер он был вообще первоклассный, и не надо удивляться тому, что в свое время Станиславский настойчиво предлагал ему включиться в труппу Художественного театра. Впрочем, в данном случае Станиславский не был тонким психологом: Бунин и театр, Бунин и дисциплина – две вещи несовместимые».
Характер у Бунина был тяжелый. Нина Берберова вспоминала, что «он не то что раздражался или сердился, он приходил в бешенство и ярость, когда кто-нибудь говорил, что он похож на Толстого или Лермонтова, или еще какую-нибудь глупость, но сам возражал на это еще большей нелепицей: „Я – от Гоголя. Никто ничего не понимает. Я из Гоголя вышел“. Окружающие испуганно и неловко молчали. Часто бешенство его переходило внезапно в комизм, в этом была одна из самых милых его черт: „Убью! Задушу! Молчать! Из Гоголя я!“»
В 1933 году Бунину была присуждена Нобелевская премия, как он считал, прежде всего за «Жизнь Арсеньева». Когда Бунин приехал в Стокгольм, его уже узнавали в лицо. Фотографии Бунина можно было увидеть в каждой газете, в витринах магазинов, на экране кинематографа. На улице шведы, завидев русского писателя, оглядывались. Бунин надвигал на глаза барашковую шапку и ворчал: «Что такое? Совершенный успех тенора». Борис Зайцев рассказывал о нобелевских днях Бунина: «…Видите ли, что же – мы были какие-то последние люди там, эмигранты, и вдруг писателю-эмигранту присудили международную премию! Русскому писателю! И присудили не за какие-то там политические писания, а все-таки за художественное. Я помню, что я вышел в таком возбужденном состоянии (из типографии), вышел на Place d’Italie и там, понимаете, обошел все бистро и в каждом бистро выпивал по рюмке коньяку за здоровье Ивана Бунина!» А Ирина Одоевцева, говоря о величественности писателя, которую он на себя изредка напускал, цитировала комментарии Веры Николаевны: «Присутствовавшие во дворце при вручении ему Густавом V Нобелевской премии восхищались тем, с каким достоинством Бунин держал себя и как великолепно кланялся. Когда король протянул Нобелевскому лауреату руку, и тот пожал ее, нам всем показалось, что два короля приветствуют друг друга».
