…
Из общенародного фонда выделялись земли для государственных и общественных нужд, которые поступали в распоряжение общественных и государственных учреждений. Остальная земля передавалась для ведения сельского хозяйства в пользование всем желающим обрабатывать ее своим трудом, в первую очередь местному земледельческому населению. Наделение землей предполагалось произвести в пределах трудовой нормы, избыток сверх трудовой нормы передавался в общественный фонд в качестве запаса для наделения переселенцев или в случае прироста местного населения. Трудовая норма могла быть пересмотрена, а излишки после ее пересмотра также могли подлежать отчуждению с дальнейшей передачей в общенародный фонд.
Крестьянские депутаты находились в оппозиции государственной власти, поскольку отвергали рыночные отношения в аграрной сфере, а предлагали полунатуральную форму сельскохозяйственного производства, что не соответствовало государственным интересам. За это П. А. Столыпин критиковал трудовиков, заявляя, что нельзя ленивого равнять к трудолюбивому».
(С. Н. Никольский)
Кстати, свою ещё более знаменитую фразу: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!» Столыпин также сказал перед Второй Думой (10 мая) – и также завершая речь по агарному вопросу. Столыпину вообще лучше всего удавались концовки речей. Но в этой речи гораздо интереснее то, что «премьер» доказывает свою точку зрения – что программа трудовиков никакой особой пользы крестьянам не принесет.
«На это ответ могут дать цифры, а цифры, господа, таковы: если бы не только частновладельческую, но даже всю землю без малейшего исключения, даже землю, находящуюся в настоящее время под городами, отдать в распоряжение крестьян, владеющих ныне надельною землею, то в то время, как в Вологодской губернии пришлось бы всего вместе с имеющимися ныне по 147 десятин на двор, в Олонецкой по 185 дес, в Архангельской даже по 1309 дес, в 14 губерниях недостало бы и по 15, а в Полтавской пришлось бы лишь по 9, в Подольской всего по 8 десятин. Это объясняется крайне неравномерным распределением по губерниям не только казенных и удельных земель, но и частновладельческих. Четвертая часть частновладельческих земель находится в тех 12 губерниях, которые имеют надел свыше 15 десятин на двор, и лишь одна седьмая часть частновладельческих земель расположена в 10 губерниях с наименьшим наделом, т. е. по 7 десятин на один двор. При этом принимается в расчет вся земля всех владельцев, то есть не только 107 000 дворян, но и 490 000 крестьян, купивших себе землю, и 85 ООО мещан, – а эти два последние разряда владеют до 17 000 000 десятин. Из этого следует, что поголовное разделение всех земель едва ли может удовлетворить земельную нужду на местах; придется прибегнуть к тому же средству, которое предлагает правительство, то есть к переселению; придется отказаться от мысли наделить землей весь трудовой народ и не выделять из него известной части населения в другие области труда».
Но… Крестьяне очень внимательно следили за ходом думских дебатов. Они слали свои наказы. И в них как-то не наблюдалось поддержки начинаний Столыпина.
Историк С. Дубровский их обобщил. И вот результат. Требование отмены частной собственности на землю содержались в 100 % документов, причем 78 % хотели, чтобы передача земли крестьянам была проведена Думой. 59 % требовали закона, запрещающего наемный труд в сельском хозяйстве, 84 %) требовали введения прогрессивного прямого подоходного налога. Среди неэкономических требований выделяются всеобщее бесплатное образование (100 %) документов), свободные и равные выборы (84 %).
И депутаты-крестьяне добросовестно озвучивали подобную точку зрения.
Потешная Дума
В общем, стало понятно, что со Второй Думой каши тоже не сваришь. Тем более что реформа буксовала. Как считали в правительственных кругах – причина как раз в думской оппозиции. Существовало мнение: крестьяне не хотят выходить из общины, потому что полагают – скоро станут раздавать помещичью землю, а тем, кто выйдет, – не дадут. На самом-то деле всё было куда сложнее… Но вот так считали. В том числе и Столыпин. И что делать? Снова Думу распускать? Некоторые особо горячие парни из числа правых призывали вообще перестать играть в эти демократические игры – а вернуть систему управления в состояние до 17 октября. Но на это не пошли. Реальной опасности, как мы уже видели, Дума для власти не представляла. Однако… Столыпин понимал, что какое-то количество политических деятелей не оставляли надежды прорваться в реальную власть. Так уж пусть будут в Думе, нежели они снова окажутся в подполье или полу подполье. В отличие от правых, Столыпин понимал: наступившее в стране «успокоение» крайне шатко. И порядок, действуя только кулаком, не наведешь. Но и игры по принятым после 17 октября демократическим правилам никого среди властной элиты не устраивали. Тогда решили действовать по принципу, опять же в духе «англо-саксонских идеалов»: «Если джентльмена не устраивают правила игры, он их меняет». Вот и Столыпин решил создать новую Думу «под себя».
Что и было сделано.
«Разгон Думы был делом нетрудным, но опыт показывал, что новая Дума будет повторением разогнанной. Отсюда вставал вопрос, править ли без Думы или же менять избирательный закон так, чтобы обеспечить благоприятный для правительства состав депутатов.
Во главе заговора стоял царь. Его мало интересовали хутора и отруба, но раздражала левая Дума. А. С. Изгоев считал, что Столыпин принял участие в этом деле едва ли не против своего желания. Однако никто из мемуаристов вроде бы не пишет, что Столыпин противился государственному перевороту. Тем более что речь шла о судьбе реформы, которую он считал своим кровным делом и которой очень гордился. Ради этой реформы он готов был пожертвовать какой угодно буквой закона. Замысел состоял в том, чтобы одновременно с роспуском Думы обнародовать новый избирательный закон…
Утром 1 июня 1907 года председатель Думы Ф. А. Головин получил от Столыпина записку с просьбой предоставить ему слово в начале заседания и удалить из зала публику. И вот, как вспоминал Головин, “на трибуне появилась высокая и мрачная фигура Столыпина с бледным лицом, темною бородою и кроваво-красными губами”.
Металлический голос премьера долетал до самых удаленных уголков притихшего зала. Премьер требовал от Думы устранения из ее состава 55 социал-демократических депутатов, обвиняемых в заговоре против государства. Дума ответила тем, что образовала специальную комиссию для разбора дела.
Простая логика требовала от правительства довести провокацию до конца, чтобы получить более весомый предлог для роспуска. Но царь совсем потерял терпение и в личной записке Столыпину напомнил, что “пора треснуть”. 3 июня 1907 был издан манифест о роспуске Думы и об изменении положения о выборах. Это событие вошло в историю под названием третьеиюньского государственного».
(П. Н. Зырянов)
Именно этот день считается окончанием первой русской революции. Его же называют третьеиюньским переворотом. Следующую Думу Столыпин стал создавать уже «под себя».
Избирательный закон был сильно подкорректирован, он теперь предоставлял гораздо более серьезные привилегии дворянам. А вот крестьянам – наоборот. Дело в том, что очень трудно было расстаться с иллюзией про патриархальную любовь мужичков к батюшке-царю. Но к 1907 году оказалось, что эта любовь, мягко говоря, не всеобъемлюща. Главной особенностью нового закона было то, что избирательные правила, все эти «курии» и «выборщики» были сознательно запутаны до невозможности. Что позволяло сторонникам правительства проталкивать своих кандидатов.
