Когда они очутились рядом с машиной, у той сама собой открылась задняя дверца. Только сейчас Полина поняла, что ей придется ехать вместе с ними, она испугалась и замерла как вкопанная.
– Нет! – слабо вскрикнула Полина.
– Садись, бля! – гаркнул на нее милицейский, а штатский в тот же миг ловким и сильным движением пригнул ее голову и втолкнул внутрь автомобиля. Кожаный залез за ней следом.
Оказалось, что в машине еще кто-то есть. Этот человек сидел на переднем сиденье. Мент в форме нырнул за руль, хлопнула дверца.
– Поехали? – спросил он у того, кто сидел спереди, – тот, очевидно, у них был за главного. (Все эти подробности Полина замечала отстраненно – если бы ее сознание не цеплялось за мелочи вокруг, она бы давно завыла, забилась в истерике – настолько несправедливым и кошмарным было то, что с ней происходило.)
– Наркоманка? – равнодушно спросил человек, сидящий на переднем сиденье. Лица его она не видала, но он был одет в штатское (судя по рукаву его пиджака). И еще он был грузным, как боров, – кресло под ним так и просело.
– Так точно, наркоманка! – весело откликнулся милиционер из-за руля.
– Нет! – отчаянно вскричала Полина. – Я не колюсь!
– Значит, нюхаешь, – выразительно шмыгнул носом тот, что за рулем. – И куришь.
– Вены покажи, – вдруг полуобернулся к ней грузный с переднего сиденья.
– Чего? – не поняла Полина.
– Вены покажи, тебе говорят, – пояснил сидящий рядом с ней опер в штатском.
Полина с готовностью протянула обе руки, вывернув их сгибами локтя вниз.
– Паша, свет зажги, – проворчал грузный.
Кожаный тут же щелкнул выключателем. Салон наполнился тусклым светом. А Полина решила – тем краешком мозга, который еще не потерял способности соображать, – что человек на переднем сиденье совершенно точно здесь главный. Чтобы освободиться, решила она, ей надо понравиться ему.
Грузный, полуобернувшись, взялся за ее запястья. Пальцы у него оказались теплыми и даже ласковыми, как у старого доктора. Он повертел ее правую руку, затем левую. Ничего не сказал. Его диагноз озвучил сидящий рядом с Полиной кожаный:
– Чисто.
– Я не наркоманка. Правда, – жалобно пролепетала Полина. – Я не знаю, откуда в сумке это. Правда. Я не колюсь. И не кололась никогда.
– Значит, она дилер, – с утвердительной интонацией проговорил ее сосед – опер.
– Похоже на то, – откликнулся милиционер-водитель.
Грузный промолчал. Он так и не выпустил из своей ладони руку Полины. Держал ее своими мягкими лапами, будто пульс щупал.
– Кто твой поставщик? – лениво спросил водитель.
– Не знаю. Вы меня с кем-то путаете, – с отчаянием в голосе ответила Полина. – У меня нет никакого поставщика. Мне это подбросили. Я не знаю, откуда оно взялось.
И тут главный, сидящий на переднем пассажирском сиденье, повернул зеркальце над лобовым стеклом. Полина увидела, как в нем отразились его глаза.
– Сюда смотреть, – приказал он ей и жестом указал на зеркальце. Полина послушно уставила в него свои глаза, залитые слезами. В зеркальце ей был виден острый взгляд толстого. А рукой Полины теперь зачем-то завладел сидящий справа кожаный. Он бережно сжал ее запястье обеими руками – одной словно щупая пульс, а второй нежно касаясь ладони.
– Зачем ты украла документы из сейфа? – вдруг спросил человек с переднего сиденья.
– К-какие документы? Из к-какого сейфа? – не поняла Полина.
– Кто приказал тебе украсть их? – снова спросил грузный.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – пролепетала Полина.
– Да поедем в отделение, там с ней разберемся! – проговорил, адресуясь к толстяку, кожаный.
И тут наконец до нее дошло.
– Документы? Вы имеете в виду – на работе?
Грузный, не говоря ни слова, кивнул.
– Я н-не знаю, – быстро сказала она. – Я не брала. А при чем здесь…
– Ты знаешь, кто взял документы? – прервал ее новый вопрос толстяка.
– Н-нет…
Несмотря на то что Полина не видела его лица – только глаза в отражении зеркальца, – она чувствовала, как исходящие от него сила и воля постепенно завладевают ею.
– На кого ты думаешь – кто украл? – спросил толстяк. Он по-прежнему буравил взглядом ее отражение в автомобильном зеркальце заднего вида.
– Н-не знаю… – выдавила из себя Полина.
– Пастухов? Колпин? Садовникова? Щапов? Кого подозреваешь? – продолжал допрос толстый. А молодой-кожаный по-прежнему нежно держал Полинину руку в своих неожиданно мягких руках.
– Я не знаю… Ни на кого не думаю… – пробормотала она.
– Кто тебя снабжает наркотиками?
– Я же говорила: не знаю! Никто! Это ошибка!
– Ты Полина Павленко?
– Да!
– Зачем ты взяла документ из сейфа?
– Не брала! Не брала я ничего! – простонала она.
– Тебя попросил взять документ твой друг?
– Не-ет…
– Тебе заплатили в долларах?
– Кто? Что?.. Нет! Я не знаю.
– Похоже, чисто, – вдруг сказал кожаный, отпуская руку Полины.
– Значит, так, Полина, – промолвил грузный (в зеркальце она по-прежнему видела его глаза), – сейчас я тебя, возможно, отпущу.
Сердце ее радостно трепыхнулось.
– Но не навсегда, – внушительно сказал он.
Сердце в недоумении заледенело.
– Ты сама знаешь, – продолжал толстый, – хранение наркотиков – это тяжелая статья. Можешь до десяти лет получить. На строгом режиме.
– Это не мой наркотик! Мне подбросили! – выкрикнула Полина.
– А вот этого ты никому не докажешь, – спокойным, ровным тоном проговорил грузный. Выдержал паузу и добавил: – Поэтому, чтобы избежать камеры и тюрьмы, тебе надо вести себя паинькой.
– Это как? – спросила Полина. Ей хотелось, чтобы эти слова прозвучали с вызовом, однако получилось жалко.
– Меня интересует, – жестко продолжал толстяк, – все, что происходит у тебя на работе. И ты должна будешь информировать меня об этом. Обо всем, что творится в этой вашей «Пятой власти». Ты хорошо понимаешь меня?
– Да.
Полина всхлипнула и кивнула.
– А главное, что меня интересует, – это документ, пропавший из сейфа твоей начальницы Садовниковой. Когда документ найдется или выяснится, кто его украл, мы с тобой, Полина, расстанемся, и ты никогда больше меня не увидишь. Но сейчас мне нужно знать все, что ты заметишь или выяснишь. Ты понимаешь меня?
– Да.
