Вот это дела!
Надя потрясенно взглянула на старуху.
Допустим, про суженого можно догадаться. И что он в командировке сказать наудачу. Но откуда она знает про этих девиц – молодую и старую?..
«Спокойно, Надя, – оборвала себя Митрофанова. – Ничего бабка про девиц и не знает. Бормочет, что бог на душу положит. Лишь бы меня зацепить...»
Ведьма же вышла из своего транса. Цепко взглянула на девушку. Скорбно произнесла:
– Привязку надо делать, лапонька. А то совсем разгуляется твой милый или ребеночка одной из этих двоих сделает, да и женится, как честный человек, потом не вернешь...
– Ну, и пусть катится, – вырвалось у Надежды.
– Это пусть, пусть, конечно, как пожелаешь, – не стала спорить колдунья. – Тем более что рядом с тобой и еще один король есть. Этот какой-то не наш, из далеких краев, в Москву ненадолго приехал. Тоже красавчик и богач, и нравишься ты ему... Но только, – колдунья нахмурилась, – и с ним у тебя не все ладно... Обманывает он тебя... В чем – не вижу пока, но обманывает. Нужно карты бросить, посмотреть... Будешь?
«Вот забавная бабка! – вновь поразилась Надя. – Может, правда – пусть бросит карты? Вдруг вместе разберемся, что у Влада на уме? Ага, а потом она потребует долларов пятьсот... Нет уж. И вообще – сначала дело».
И Надя, с трудом уворачиваясь от цепкого взгляда старухи, твердо произнесла:
– Не надо карт. Я к вам по другому делу.
– Разбогатеть хочешь? – не растерялась ведунья. – Или болезнь тебя какая точит?.. Давай ауру посмотрю. Это недорого выйдет.
– Ничего меня не точит, – поморщилась Надя. – Я хотела про соседку вашу спросить. Про Лидию Крестовскую... И про Егора Егоровича.
Опасливо взглянула на колдунью: вдруг та сейчас взовьется, кто, мол, ты такая и почему в чужие дела лезешь? – однако старуха молчала. И девушка торопливо закончила:
– Я откуда о вас узнала? По тому запросу в прокуратуру, он еще в газетах был опубликован... Это ж вы говорили, что Егор Егорович обращался с Крестовской грубо, оскорблял ее? Там написано: Елена Беликова, из квартиры напротив...
– Ну, я говорила, – хмуро согласилась бабуленция. – И чего дальше?
И действительно как объяснишь, почему она, Надя, лезет в это дело?
И Митрофанова решила подольститься:
– Ну, вы ведь опытная колдунья. Значит, наверняка еще многое знаете. Помогите мне разобраться: Егор Егорович – он только кричал на Крестовскую? Или ее убил тоже он?
– А тебе что до того? – подозрительно спросила бабка. – Любопытство гложет? Расследуют дело – в газетах и прочитаешь.
Ну, вот. Еще колдуньей называется, а сама ничего не видит...
– Да я не просто любопытная. Я тоже этот запрос подписала, – опустила голову Надя. – Уговорили меня... А теперь вот мучаюсь: зачем, если ни в чем сама не уверена? Вдруг просто человека подставила?
Бабка же внимательно взглянула на нее и покровительственно произнесла:
– Подставила? Брось. Ты, прости, существо мелкое, судьбы людей не определяющее. Тут другой виноват.
– Кто? – обратилась в слух Надежда.
– Гадина эта. Магда, – поморщилась старуха. – И ей воздалось уже за подлость ее. По заслугам.
– Это вы о чем? – осторожно спросила Надя.
И колдунья торжественно произнесла:
– Нет больше Магды. Как прожила свою жизнь собакой, так собакой и померла.
– А... а вы откуда знаете? – опешила Митрофанова.
Бабка-то, похоже, современная, телевизор наверняка смотрит. Только вряд ли о смерти Магды Францевны уже успели сообщить в новостях. Да и будут ли сообщать? Подумаешь, какая-то бухгалтерша...
– Эх, милая! – покровительственно хмыкнула колдунья. – Я свои силы знаю. И если уж берусь изничтожить – работаю наверняка. С гарантией. От силы неделя проходит – и нет человека.
– Подождите... – пробормотала Надя. – Вам что, кто-то заказал уничтожить Магду?
– Когда на себя работаешь, получается не хуже, – демонически улыбнулась старуха. – А она уж очень меня разозлила...
– Разозлила? Чем?
– Двуличностью своею. И подлостью, – припечатала бабка. Бледные щеки ее разрозовелись, единственный желтый глаз мерцал в полумраке комнаты злым огоньком. – Явилась тут ко мне, вся – сплошной сахарок. И давай разливаться: Крестовская, мол, самый дорогой мне человек... А меня ж не обманешь, я клиента до донышка вижу. И поняла сразу: плевать ей на балерину. Что-то другое у нее на уме... А что, увидеть не могу: у нее, видно, защита стоит... Ладно, думаю, пусть болтает. Защита защитой, но ума негусто, вдруг она сама проговорится. И дальше слушаю. А Магда видит, что я со всем соглашаюсь, киваю, и давай меня потихоньку на мысль наводить. Что, мол, это Егор Егорович Крестовскую со свету сжил... Я и здесь не спорю, хотя Егора знаю, заходил он ко мне, нормальный мужик, чистый... Ну, а она тогда про этот ваш запрос прокурорский разговор завела. И вкрадчиво так, сущая кошечка, просит, чтоб я его тоже подписала... Ну, тут уж я не выдержала, прикрикнула на нее: ты что ж, говорю, дрянь такая, хорошего человека погубить хочешь? Егорка хоть и резок на язык, а о Крестовской пекся, как о родной! Будто я не видела, как он и с ней, и с Люськой ее носился! И наряды им покупал, и за лекарствами ездил, и в парикмахерскую, и по хозяйству вечно крутился, как иные бабы не бегают!.. А Магда – все о своем. Спрашивает: ну, он же кричал на нее? Угрожал? А я, дура наивная, и говорю: да, кричал. А как не кричать? Балерина – она ж блаженная. Ей ласковое слово скажи или вранье любое – всему поверит. А то не помню, как сама ее утешала... Когда она каких-то денег, очень много, мошеннице отдала. Та ей целую историю наплела про дочку свою, и как той операцию неудачно сделали в Институте мозга, и что ребенка теперь за границу на лечение надо вывозить, а платить нечем... Документы показывала, справки липовые... Ну, Крестовская и клюнула. А Егорка – тот в Институт мозга позвонил и выяснил: не было никакой неудачной операции. И дочки не было. А мошенница эта уже многих наивных да добрых обворовала... Так что без Егорушки балерина наша давно б по миру пошла! Так я Магде и сказала...
Колдунья насупилась. Умолкла.
– И запрос вы подписывать отказались, – тихо произнесла Надя.
– Отказаться-то отказалась... Но Магда – она ж хитрая, – вздохнула старуха. – По-другому меня подставила. Подписи моей хоть и нет, а получилось, будто это я Егорку последними словами чернила... Вот и ты прочитала, пришла ко мне. А я ж откуда знала?.. Сама, как увидела в газете, звоню ей, кричу: ты что, подлая, наделала? Зачем меня этакой тварью выставила? А Магда смеется только. Не отопретесь, говорит. У меня все схвачено. Спасибо, умный человек научил... Она мои слова-то, оказывается, на диктофон писала. Где я Егора хвалила – те стерла. А где рассказывала, как тот балерину приструнить пытается, оставила. И против записи не попрешь... Начнете, грозилась, права качать – я в прокуратуре кассету предъявлю. И от своего голоса не откажетесь... Но я, – колдунья снова улыбнулась, – тоже не промах. Магда в моей квартире и пару волос своих потеряла, и шарфик свой в коридоре оставила... А этого мне достаточно, чтобы порчу навести. Вот и поплатилась она. Собаке – собачья смерть.
