Разумеется, что помимо издевательств и нищеты на матросов большое влияние оказали и события в соседней Франции. Вполне естественно, что если здесь тебя не считают за человека, а у соседей такие же, как ты, матросы являются полноправными гражданами и могут заседать хоть в Конвенте, то невольно задумаешься: чем же ты хуже?
Английский историк Г. Маркус пишет: «К весне 1797 года на нижней палубе преобладало всеобщее, имевшее глубокие корни недовольство размерами и сроками выплаты жалованья… Оно выплачивалось все еще в размерах, установленных в царствование короля Карла Второго. В то же время матросы на торговых судах получали в четыре раза больше военных моряков… Существовало недовольство порядком распределения и выплаты призовых денег, питанием, одеждой, отпусками и дисциплиной».
А вот мнение очевидца событий врача Джонсона: «Ни один человек, который смог бы придумать, как попасть в тюрьму, не стал бы моряком. Ибо быть на корабле — это все равно что быть в тюрьме, но вдобавок к этому иметь шанс утонуть… Человек в тюрьме имеет более просторное жилище, лучшую пищу и, как правило, лучшее общество».
Пока в Лондоне думали, что же предпринять для наведения порядка, у матросов появились уже и политические требования: амнистия всем участникам восстания, введение в состав военных судов своих представителей, изменение ряда уставных параграфов, касающихся наказаний, возвращение на корабли офицеров только после голосования каждой кандидатуры среди матросов. Последний пункт был явно позаимствован у французских коллег, которые с началом революции именно таким образом решали судьбы своих офицеров.
Самыми решительными казались матросы, восставшие в Грейт-Норе во главе с мичманом Ричардом Паркером. В свое время его силой забрали на корабль. Благодаря своим способностям и образованию он дослужился до мичмана, после чего ушел с флота. Но с началом войны его вновь забрали на флот. Не чуждый революционных взглядов и пользующийся большим авторитетом среди матросов, Паркер быстро стал настоящим вожаком восстания. Именно по совету Паркера матросы избрали от каждого из кораблей делегатов, которые совместно и принимали все решения. На кораблях поддерживался строгий порядок и соблюдался распорядок дня, было запрещено спиртное и присутствие женщин.
Затем восставшие обратились с письмом в английский парламент. Это уже само по себе было неслыханно, но еще более поразительным был сам текст этого матросского письма: «Соотечественники! Нам нужно объяснить свое поведение. Министры его величества знают, что наши намерения исходят из закона гуманности, чести и безопасности народа, с давних пор брошенных под ноги теми, кому следовало бы быть его друзьями и защитниками собственности и законов.
Пресса допускает ложь и заставляет вас верить вещам, столь же далеким от наших целей, как далеко поведение правителей от чести и приличий. Мы, несшие тяготы утомительной и позорной войны, — станем ли мы жертвами тиранов, которыми подлые мошенники, раззолоченные и разжиревшие, утопающие в изобилии и роскоши, намерены обременить вас?
Мы, взбиравшиеся среди бурь и военной грозы по качающимся снастям на смертельную высоту гнущихся мачт, — будем ли мы терпеть, чтобы с нами обращались хуже, чем на улицах Лондона с собаками?
Мы, кто в яростной схватке сбивали и покоряли гордого врага, защищая берег от нашествия, ваших детей от смерти и ваше имущество от грабежа, — будем ли мы марионетками в руках своры людей, добывших титулы, награды и богатство благодаря нашим рукам? Нет! Настал век разума наконец! Мы долго пытались найти в себе человека, теперь мы себя нашли.
Мы бесконечно далеки от мысли о ниспровержении правительства нашей любимой родины. Мы самого высокого мнения о нашем короле, и мы убеждены, что не по его указанию принимаются против нас меры, дабы лишить нас прав человека.
Соотечественники! Вы и отдаленно не можете представить условий, в которых мы живем уже не один год. В Риме были Нерон и Калигула, но они есть и во флоте Британии. Без следов добродетели, способностей, образования, они позволяют себе позорные жестокости над теми, кто из-за нужды или патриотических чувств поставлен под их власть. Они пребывают под светилом благополучия, а мы — незачем объяснять, кто мы, — работаем под страхом мучений, которые только может придумать бесчеловечный скот.
Матросы Британии — львы великодушные и благородные. Никто не должен причинять им вреда. До сих пор мы работали для вас и для нашего короля. И теперь мы вынуждены подумать о себе. Многие из нас были в плену и с начала войны не имели ни фартинга. Разве мы не имеем права на жалобу? Да прикажет король уплатить нам, и огорчение, которое мы доставили ему, будет уничтожено, и мы с энергией приступим к любимому делу для защиты нашей родины. Но до вашего согласия на наши требования мы решили остановить всю торговлю и перехватить все продовольствие ради нашего существования.
Военное командование повысило себе плату, чтобы закрепостить и оскорбить нас. Но нас не испугать! Наш девиз: «Бог и мое право!» (Этот девиз начертан на гербе Англии. — В. Ш.), и мы презираем попытки обмануть нас. Мы не склонны следовать примеру соседней страны, хотя и могли бы. Но мы хотим лишь добиться того, чего требуем, пусть даже дорогой ценой.
Соотечественники! Мы открыли проделки правительства, снабжающего наших врагов товарами. Возможно, что спустя несколько дней мы придем к большому открытию. Дорогие соотечественники! Мы ваши преданные и любящие братья!»
Не считаться со своим восставшим флотом английское правительство не могло. Полным ходом шли боевые действия, и надо было что-то срочно решать. Поэтому парламент в считаные дни принимает закон об удовлетворении части требований восставших, и в первую очередь — об увеличении им денежного содержания. Затем король подписал указ об амнистии всем участникам восстания. Указ зачитали на кораблях и продемонстрировали матросам королевскую печать. Накал восстания сразу спал. Среди матросов начался разброд: одни хотели продолжать борьбу, другие, которых было большинство, считали, что уже добились своего, и продолжение мятежа считали опасным делом. Постепенно офицеры возвращались на корабли и брали власть в свои руки. Вскоре порядок в британском флоте был восстановлен. В Лондоне вздохнули спокойно — и тотчас же забыли о дарованной амнистии, среди матросов начались повальные аресты.
Предвидя такое развитие событий, зачинщики восстания бежали в Голландию и Францию. Не бежал лишь Ричард Паркер, безусловно, понимавший, что ему пощады не будет. Так оно и случилось.
8 течение трех месяцев на борту линейного корабля «Нептун» шли заседания военного суда. В результате вынесенных приговоров были повешены 25 человек, несколько сотен избиты плетьми. К повешению был приговорен и Паркер, державшийся на суде с большим достоинством. Он отказался просить короля о помиловании и 30 июня 1797 года был вздернут на рее «Нептуна».
Что касается флота графа Сент-Винсента, то матросские волнения не обошли стороной и его. Однако энергичному командующему все же удалось удержать власть в своих руках.
9 июля 1797 года он собрал весь свой флот у Кадиса. Команды были выстроены на палубах. Затем на виду всего флота на флагманском «Сент-Джордже» были повешены четверо зачинщиков.
