Именно в Мертоне Нельсон проведет самые счастливые дни своей жизни.
* * *
В октябре 1801 года между Англией и Францией был заключен Амьенский мир. Брошенная бывшими союзниками, Англия сочла за лучшее признать все территориальные завоевания своей агрессивной соседки и получить хотя бы небольшую передышку. Однако все прекрасно понимали, что за Амьенским миром последуют новые войны.
Едва газеты опубликовали параграфы нового мирного договора, как Нельсон тут же написал рапорт с просьбой об отпуске по причине слабости здоровья.
Спустя несколько дней он был уже в Мертоне. К приезду героя местные жители соорудили деревянную триумфальную арку. Увидев большой дом с ухоженным садом, Нельсон тут же сказал:
— Я назову его Райский Мертон! Обратившись к старому Гамильтону, он добавил:
— Тот, кто проживет дольше всех, унаследует все это! Биограф Нельсона Г. Эджингтон: «Вскоре все трое зажили размеренной жизнью, которую можно было назвать идиллией. Нельсон жил как сельский помещик, о чем мечтал с детских лет. Они с Эммой упивались тем, что они вместе; держались все время за руки и глядели в глаза друг другу, словно влюбленные подростки, а сэра Уильяма как будто бы устраивало существование «в уголке» их жизни. Почти все время он проводил за рыбной ловлей в изгибе протекающей по усадьбе речушки, которую они все называли «каналом». Любовники вели себя как муж и жена даже в присутствии посторонних, а сэр Уильям выглядел их гостем. Эмма и Нельсон всегда были в каком-то лихорадочном возбуждении, может быть, потому, что сознавали: они вкушают от запретного плода. Несомненно, их страсть подогревалась и теми правилами, которые они для себя установили: они никогда не виделись рано утром. Эмма, например, ни разу не видела своего героя небритым. Они спали в разных комнатах и виделись только тогда, когда оба были «при параде». И так каждый день».
Если Г. Эджингтон представляет совместную жизнь Нельсона и Гамильтонов как идиллию, то старому другу Нельсона лорду Минто, посетившему Мертон, все виделось несколько в ином свете: «Весь их дом и образ жизни таковы, что я испытал и гнев, и грусть… Она стремится довести дело до законного брака, поскольку сэру Уильяму суждено недолго ей мешать. Возможно и то, что она надеется пережить леди Нельсон. А между тем и она, и ее муж, и весь домашний штат — все живут за счет Нельсона. Она — в расцвете красоты, но стала дороднее, чем раньше; по-прежнему льстит ему неприкрыто и без всякой меры, а он выслушивает это так же покорно, как ребенок глотает кашу. Она демонстрирует какую-то нелепую, отвратительную любовь к Нельсону. Весь дом — не только комнаты, но также лестницы и все прочее увешаны его и ее портретами, оружием, здесь видишь настенные подарочные тарелки, флагшток с «Ориента» и прочее, и прочее. Все это — тот перебор тщеславия, который производит обратный эффект. Если бы дом принадлежал леди Гамильтон, это еще можно было бы понять, но сделать собственный дом зеркалом, в котором весь день любуешься сам собой, — просто дурной вкус».
О, Эмма была далеко не так проста! Куда было до нее добродетельной простушке Фанни! За Нельсона Эмма ухватилась мертвой хваткой. Превратив Мертон в музей прижизненной славы Нельсона, она взялась за его родственников. Далеко не сразу, а постепенно, одного за другим она делала их своими союзниками. Больше остальных сопротивлялся ей отец Нельсона преподобный Эдмунд, искренне сочувствующий своей несчастной невестке. Но пришел день, когда сдался и он. По приезде Нельсона-старшего в Мертон Эмма устроила ему столь пышную встречу, что старик, никогда в жизни ни сталкивающийся ни с чем подобным, растаял.
— Это не просто дом — это усадьба мира! — прослезился преподобный Эдмунд. — Я тоже хотел бы стать одним из его обитателей! Мы с сэром Уильямом оба старики, и мы должны видеть, как счастлив наш герой!
Понимая, что она окончательно теряет Нельсона, Фанни пишет ему последнее отчаянное письмо: «Мой дорогой супруг, прошло какое-то время с тех пор, как я тебе писала. Моя любовь не выдержит обет молчания, который ты на меня налагаешь, и в этот раз — ты уж меня прости — я тебе не подчинюсь. В своем июльском письме я умолчала, что теперь у нас есть удобный теплый дом. Давай жить вместе, дорогой мой муж. Я не буду счастлива до тех пор, пока это не произойдет. Снова заверяю тебя, что у меня только одно желание в жизни — угождать тебе. Давай забудем прошлое, оно пройдет как сон. Сейчас я могу лишь умолять тебя: поверь, что я все такая же, любящая тебя всей душой, твоя жена Фрэнсис Г. Нельсон».
Но письмо вернулось к Фанни с припиской на конверте, сделанной рукой Нельсона: «Лорд Нельсон вскрыл письмо по ошибке, но не читал».
Единственное, чем могла хоть как-то утешиться Фанни: ее пригласили на день рождения королевы Шарлотты в Сент-Джеймский дворец. Эмме туда путь был заказан навсегда.
И все же леди Гамильтон одержала полную победу…
* * *
Иногда Нельсон с Эммой ездил в город, и тогда его приветствовали толпы народа. Однажды здоровенные рабочие впряглись в его карету и везли ее до самой городской ратуши Гилдхолла. Им было глубоко наплевать на жен и любовниц Нельсона, они просто любили своего героя.
В пику высшему свету Нельсон и Эмма устроили собственный салон в Мертоне и зазывали туда окрестных аристократов и друзей адмирала. Деньги Нельсона катастрофически таяли, ибо Эмма совершенно не умела не то что экономить, но даже просто жить по средствам.
Не выдержав «прелестей» Мертона, сбежал оттуда сэр Уильям:
— Пусть ваш безумный мир живет, как вам хочется, а я хочу дожить свою жизнь спокойно!
Тогда же Гамильтон составил завещание, согласно которому все свое имущество отписал, как когда-то и обещал, племяннику Чарльзу Гревиллю. Племянник посоветовал дядюшке развестись, и сэр Уильям серьезно призадумался…
Тем временем Эмма не давала Нельсону отдышаться. Один прием в Мертоне следовал за другим. Особенно пышное торжество она устроила в годовщину Копенгагенской победы. В разгар праздника красавица прочла настоящий панегирик своему возлюбленному: «Победителю при Ниле, покорителю Копенгагена, грозе и разрушителю Северной конфедерации, опоре и поддержке Сент-Винсента, герою 14 февраля, восстановившему Неаполитанское королевство, хранителю Рима, мстителю за королей, ангелу-хранителю Британии, герою из героев, участнику 124 битв, из которых он вышел со славой, достоинством и скромностью; Нельсону — которым гордится отечество и друзья».
В разгар мертонских празднеств в Бате умер отец Нельсона. Первой, кто откликнулся на случившееся, была Фанни, которая сразу же отправилась в Бат. Нельсон тоже хотел отдать последний сыновний долг, но ехать на похороны ему якобы категорически запретила Эмма, испугавшаяся, что совместное горе может вновь сблизить Нельсона и его жену. Поведение Нельсона в этом случае не может не вызывать удивления и осуждения. Боевой адмирал стал к этому времени бессловесной игрушкой в руках умелой обольстительницы. Ослушаться ее он не мог даже во имя собственного отца. Разумеется, этот случай сразу же стал известен в аристократических кругах и вызвал законное возмущение как Нельсоном, так и леди Гамильтон.
