В штаб экспедиционного корпуса поступила и такая информация. В ней говорилось, что в селение Рабат-Керим прибыл отряд фидаев, подчинявшийся лично Эмир-Хикмету. («Фидай» в переводе на русский язык означает «жертвующий собой за свободу».) И что сила этого отряда исчислялась в 1100 всадников.
Корпусной командир 9 декабря выслал навстречу неприятелю Тегеранский отряд войскового старшины Петра Константиновича Беломестнова, командующего 4-м (Ставропольским) Сводно-Кубанским казачьим полком. Отряд состоял из 5,5 сотни этого полка (668 шашек) при двух конных орудиях 1-й Туркестанской легкой батареи и нескольких пулеметах.
Отряд совершил 70-верстный ночной переход и на подступах к селению Рабат-Керим был встречен огнем неприятеля: на позициях стрельбу вели 500 персидских жандармов и 1500 курдов и бахтиаров. Беломестнов приказал отряду разворачиваться из походного положения для атаки неприятеля в конном строю. На холмах перед Рабат-Керимом были поставлены оба орудия и пулеметы, которые начали шестичасовую огневую подготовку атаки.
Под прикрытием такой перестрелки казачьи сотни заняли исходные позиции. Опытный войсковой старшина Беломестнов, за плечами которого было уже 30 лет казачьей службы, лично повел отряд на Рабат-Керим. Неприятельская позиция была атакована кубанскими сотнями в конном строю лавой. Атака, в которой участвовали и спешившиеся казаки, завершилась рукопашной схваткой, которая оказалась победной для казаков. «Банда Эмир-Хикмета» перестала существовать: на поле боя бежавший неприятель оставил 245 убитых, из них половина были изрублены шашками.
Войсковой старшина Беломестнов умело руководил боем. Он не позволил своему сопернику Эмир-Хикмету переиграть себя тактически, когда тот от караван-сарая, больше напоминавшего крепость, стоявшего на перекрестке дорог в Тегеран и Кум, попытался несколькими конными партиями курдов и бахтиаров, по 100–200 всадников в каждой, обойти правый фланг русских. Путь им преградил есаул Василий Венков во главе 1-й и 2-й сотен казаков-ставропольцев, часть из которых он спешил.
На помощь подоспела 3-я сотня полка подъесаула Фостикова, которая сразу пошла в лихую атаку. При первом блеске казачьих шашек вражеские конные партии бросились уходить в разные стороны. Этот эпизод стал переломным в бою за селение Рабат-Керим. Неприятель, выбитый с занимаемой позиции, всюду оттеснялся и обращался в бегство, немалая часть его попала в тактически умело устроенное окружение и была истреблена.
Шахские жандармы и кочевники (курды и бахтиары) в ходе боя «рассеялись», потеряв свое первоначальное единое целое как воинский отряд, силою почти в три кавалерийских полка.
Отряд войскового старшины Беломестного в том бою потерял всего несколько человек убитыми и ранеными. Это объяснялось быстротой атаки, устрашающим видом казачьей лавы, умелым маневрированием сотнями на поле брани. И тем, что разноплеменное вражеское войско мужества и стойкости в боевом столкновении «не выказало».
Под Рабат-Керимом был совершен подвиг, по своему звучанию ставший едва ли не первым на необъявленном Персидском фронте. Его совершил молодой хорунжий 4-го Сводно-Кубанского полка Петр Редьков, посмертно награжденный почетнейшим Георгиевским оружием — Золотой саблей по высочайшему указу от 28 июня 1916 года.
На страницах «Русского инвалида» от 21 июля 1916 за № 194 о подвиге терского казака, недавнего выпускника Елисаветградского кавалерийского училища, рассказывалось так.
Командир взвода 1-й сотни Петр Редьков «по своей инициативе выдвинулся вперед, под губительным огнем противника занял охватывающее положение, заставил неприятельский резерв развернуться и, сдерживая во много раз превышающие силы персидских жандармов, дал возможность отряду броситься в конную атаку; в решительный момент боя, бросившись во главе (спешившегося. — А.Ш.) взвода в штыки, был убит и смертью своей запечатлел содеянный подвиг».
Бой у селения Рабат-Керим имел для событий в Персии во время Первой мировой войны особое звучание. Эта победа обескуражила и «локализовала» действия прогерманской оппозиции в самом Тегеране. Больше на столицу нападать никто не пытался и не «подбирался» к ней на опасную близость. Суровый урок полного разгрома 2-тысячного отряда Эмир-Хикмета оказался для многих поучительным. Особенно для тех, кто хотел вовлечь Персию в Великую войну.
О «знаковом» бое 9 декабря 1915 года под Рабат-Керимом генерал-лейтенант Н.Н. Баратов доложил телеграфной строкой в Тифлис, главнокомандующему Отдельной Кавказской армии, великому князю Николаю Николаевичу-младшему. Тот в ответ телеграфировал командиру экспедиционного корпуса:
«Передайте Войсковому Старшине Беломестнову и чинам его отряда особую сердечную благодарность за их отличные действия. Генерал-Адъютант Николай».
Казаков Беломестнова поздравили «русские чины Персидской Казачьей Его Величества Шаха бригады». Такая телеграмма была подписана полковником Н.В. Прозоркевичем, командующим бригадой шахских казаков.
Занятие с боями но пути городов Кума и Хамадана стали аккордом начальной стадии действий Кавказского экспедиционного кавалерийского корпуса на персидской земле. Но с занятием этих важных для русского командования со стратегической точки зрения пунктов, узлов пересечения многих дорог военная напряженность внутри нейтральной страны не ослабла.
Эта напряженность в первую очередь выразилась в ситуации, которая сложилась на персидском побережье Каспия, вернее — в его западной части. В приморской провинции Гилян, на территории которой находился порт Энзели, экспедиционным войскам (в их глубоком тылу) сразу же пришлось столкнугься с вооруженными отрядами кочевников небезызвестного Кучек-хана и его сподвижника Хасан-хана.
Их люди в лесистых горах остана при поддержке жителей гилянских селений нападали на небольшие воинские партии, транспорты и обозы (лошади убивались, а грузы грабились). То есть перерезались коммуникационные линии баратовского корпуса, которые шли вглубь страны от Энзели.
Мирза Кучек-хан прославил себя как предводитель повстанцев Гиляна, поднявших оружие против шахской власти еще в самом начале XX столетия. Он был к тому времени «хозяином» провинции, в которой, помимо собственно гилянцев, народа иранской группы, проживали также галеши, талыши, таты, курды, азербайджанцы. Собственно персы здесь числом не выделялись. И в таком национальном многоцветье Кучек-хан, человек лично храбрый, пользовался широкой поддержкой местных жителей.
Советские историки «рядили» потомственного хана то в одежды «восточного революционера», то в тогу «буржуазного демократа». Но, думается, Кучек-хан был прежде всего тем «стойким» феодалом в иранской истории, который считал Гилян «своим феодом» и который не собирался ни с кем делиться этой властью. В том числе и с шахом Персии, сидевшим в тегеранском дворце. То есть его «освободительная самостийность» в не столь далекое время прямо называлась «революционностью».
В любом случае, Мирза Кучек-хан был большой фигурой на политической сцене шахской Персии в начале века. Даже враги его, которых у гилянского феодала было много и разных мастей, называли хана честным человеком и «чистым идеалистом», каким только можно было быть на Востоке.
