Новый шах Мохаммед Али и его окружение в таком положении могли уповать только на внешнюю поддержку династии Каджаров. Такая помощь могла прийти от северного соседа, интересы которого в неспокойной стране оказались под угрозой. Однако Санкт-Петербург, связанный с Лондоном договором по Персии, не решился сразу послать экспедиционные войска в зону своей договорной ответственности.
Такие раздумья при российском императорском дворе нашли отклик в тех персидских кругах, которые были настроены прогермански. Такими кругами оказалась часть конституционалистов. Хотя до начала Первой мировой войны было еще далековато, в Берлине уже подумывали о шахской Персии как своем возможном союзнике.
В тегеранских газетах, далеких от симпатии к России, появились публикации, в которых выражалась «озабоченность» тем, что Персия не в состоянии «выставить достаточное количество войска для борьбы с Россией». После такой посылки давался ответ: в таком случае Персия должна обратиться за военной помощью к европейской державе, которая не позволит русским войскам занять «хотя бы квадратный дециметр персидской территории». Такой державой могла быть только кайзеровская Германия.
Однако Мохаммед Али-шах не испытывал прогерманских чувств. Он считался у себя на родине не только сторонником, но даже другом Российской империи. Шах немного говорил по-русски и любил демонстрировать знание этого языка. Возможно, он с самого начала своего правления попытался бы принять решительные меры для «успокоения» страны, начиная с собственной столицы. Но этого не случилось.
Исследователи Персии начала XX века считают, что причина здесь крылась в характере венценосного Каджара. При этом указывалась его известная склонность «к тихому безделью восточной жизни». Или, говоря иначе, тяги к управлению страной шах откровенно не имел. Вина здесь лежала только на отце шаха, который был обязан позаботиться о тронном будущем сына-наследника. Таким положением дел прекрасно пользовались его царедворцы, тоже не очень озабоченные положением государственных дел.
Из российского посольства в Санкт-Петербург в МИД поступала тревожущая информация. После доклада императору Николаю II, премьер-министру и военному министру она дублировалась в секретной телеграмме царскому наместнику на Кавказе графу И.И. Воронцову-Дашкову с ознакомлением начальнику штаба Кавказского военного округа. Суть информации, поступавшей из Тегерана, сводилась к следующему:
1. Шаху Мохаммед Али-шаху не подчиняются не только вожди кочевых и полукочевых племен, но и парламент — меджлис.
2. Торговые караванные пути оказались в руках воинственных шахсеван, курдских, туркменских и иных племен.
3. Российская торговля в Персии терпит огромные убытки.
4. На иранском севере ширятся выступления революционеров-фидаев из числа местных жителей и выходцев с российского Кавказа, особенно из Баку.
5. Отношение к гражданам России, российским консульствам в ряде мест становится враждебным.
6. Отмечаются факты протурецких и прогерманских настроений как в столице, так и в останах западной части страны.
Все эти события самым непосредственным образом затрагивали не только экономические интересы России, но и безопасность ее южной границы в Закавказье и Туркестане. Так, пограничный наблюдатель секретной депешей доносил в Санкт-Петербург (копия опять же шла в Тифлис, царскому наместнику, который знакомил с содержанием документа окружного начальника штаба) следующее:
«…Денег у Шаха совершенно нет, и он не знает, откуда их достать…
Наблюдается совершенное отсутствие какой-либо организации и системы действий, у него нет ни одного умелого, авторитетного человека, который взял бы все дело в свои руки и пошел бы твердо и настойчиво к намеченной цели…»
Внутриполитическая ситуация в Персии осложнилась до крайних пределов. Дело быстро дошло до того, что меджлис достаточно единодушно встал на сторону открытого противника шаха — принца Зюлли-Султана, «рядившегося в одежду местного революционера». После этого взаимопонимание шаха с парламентариями окончательно расстроилось без всяких надежд на какие-либо компромиссы.
Теперь в то, что скоро начнется вооруженное противостояние, сомневались совсем немногие люди. Их оказалось совсем мало, прежде всего в дипломатическом корпусе, аккредитованном в Тегеране. Иностранные дипломаты, анализируя информацию, которая поступала к ним из разных источников, ожидали «знаковых» событий в стране пребывания. Но, зная личность Мухаммеда Али-шаха, предпочтение в назревающих событиях отдавалось меджлису.
Шах и его министры не имели ни воинских сил, ни той воли монарха и его ближайшего окружения, двора, чтобы изменить ситуацию внутри страны в свою пользу. Поэтому шахское правительство шло на постоянные уступки своим политическим противникам, уступая им власть в Персии шаг за шагом.
Все же Мохаммед Али-шах осознал, что притязания меджлиса и конституционалистов на его личную власть грозят смертельной бедой Каджарской династии. И шах, чего от него мало кто ожидал, все же решился дать достойный отпор этим притязаниям, что и случилось в день 22 мая 1908 года. Тот день вошел в историю Персидского государства как крушение надежд на окончательное оформление парламентской монархии Каджаров.
В мае того года шах Мохаммед Али наконец-то решился начать борьбу с меджлисом в собственной столице. Тегеран тех дней напоминал многолюдный столичный город, лишенный всякой власти и элементарного порядка на улицах и площадях. Казалось, что анархия поглотит его и конституционалисты на «этой волне» бескровно придут к власти.
Однако майские события в Тегеране показали, что Каджары не пожелали безвольно отдавать тронную власть ополчившемуся против них меджлису, Шах успел подготовить с помощью дружественной ему России военную силу для борьбы со своими политическими противниками, которая стала в тех событиях для него единственной опорой. Ею оказалась шахская гвардия — Казачья Его Величества Шаха бригада, самая верная престолу часть персидской армии.
Свою историю она ведет с 1879 года. В тот год персидский шах Наср-Эд-Дин, совершая свою вторую поездку по столицам Европы, посетил и Санкт-Петербург, где восточный владыка был встречен с подобающими почестями. Император Александр И среди прочего повелел показать высокому гостю Собственный Его Императорского Величества конвой. Молодецкий вид, строевая лихость и джигитовка кавказских казаков-гвардейцев поразили шаха. И он пожелал иметь у себя такую воинскую часть конников-телохранителей.
Шах Наср-Эд-Дин видел казаков и на Кавказе, через который возвращался домой. Генерал от кавалерии А.И. Домонтович, которому в чине полковника суждено было возглавить русскую военную миссию в Персии и стать первым командиром бригады шахских казаков, вспоминал:
«Шах… проездом по Эриванской губернии, всюду был встречаем и сопровождаем частями кавказских казачьих полков, которые по окончанию турецкой войны (1877–1878 гг. — А.Ш.) были расположены в разных частях этой губернии. Внешний вид этих боевых полков, их красивая обмундировка и блестящее снаряжение привлекли внимание Шаха».
