– Что?! – в один голос переспросили удивленные женщины.
– Она что, совсем спятила?! – вскрикнула Варя. – Все абсолютно помешались на этой земле!
Девушка бросила на стол бумаги, начала быстро одеваться.
– Варя, – остановил ее отец, – не лезь в чужую семью. Это только их дела, а не твои.
– Я хочу с ней поговорить! – твердо заявила Варя. Она схватила платок и быстро выбежала на улицу.
Варя была возмущена до предела, потому не шла, а бежала по улице. Навстречу ей шла Ганнуся. Она заметила взволнованную и раскрасневшуюся бывшую подругу, которая мчалась куда-то расхристанная, платок у нее сполз с головы, косы рассыпались по плечам. Ганнуся намеревалась остановить Варю, но та пробежала мимо как сумасшедшая. Девушка посмотрела ей вслед, покрутила пальцем у виска.
Варя, тяжело дыша, влетела в хату, впустив за собой морозный дух. Олеся сидела на скамье напротив матери. Было видно, что девушка плакала: глаза красные, подпухшие, сама грустная, как с креста снятая.
– Олеся, выйди, нам надо поговорить! – с порога вместо приветствия велела Варя. Девушка покорно вышла, опустив голову. – Это правда?! – разгневанно спросила Варя.
– Ты имеешь в виду…
– Да! Именно это!
– Правда, – ответила Ольга.
– Ты что? Совсем спятила?! – набросилась на нее Варя. – Куда ей замуж?! Она еще ребенок!
– Не такая она и маленькая девочка. Ей уже исполнилось семнадцать, – спокойно сказала сестра.
– Ну и что из этого? Ты посмотри на нее! Маленькая ростом, худющая, зеленющая, хилая, болезненная.
– Да что, я виновата, что она часто болеет? – возмутилась Ольга. – Я уже ее не раз посылала ходить по ивановской росе[9] – все напрасно!
– Тем более. Куда ей такой идти замуж?!
– А еще учти, что она вся обварена. Ты видела ее обожженные ноги? Живот? Кому она такая нужна? Ты что, думаешь, найдется для нее порядочный парень? – Ольга повела плечами. – А что ростом не вышла, так она уже и не вырастет. Я виновата, что ли, что она такая родилась? Худая, ну и что из этого? Одна я в тело пошла. Ты тоже не толстая.
– Что ты сравниваешь? Сколько мне лет, а сколько Олесе? Какая из нее будет жена, мать? У нее даже груди нет, – уже спокойнее сказала Варя.
– Есть. Маленькая. Ребенка родит, будет кормить, и увеличится.
– Господи! Какой ребенок?! Оля, что ты городишь? Ты хотя бы спросила у нее, нравится ли ей этот Осип?
– Что она сейчас понимает в мужчинах? Тогда полюбит, когда познает мужчину.
– А если не полюбит?
– Привыкнет – так и полюбит. Ты тоже, насколько я знаю, не за любимого пошла, – заметила Ольга.
– Откуда ты знаешь? – Щеки Вари еще больше покраснели.
– Да я разве одна? Спроси свою подружку Ганьку, она языком треплет возле каждого колодца о тебе и Андрее.
– Вот свинья! Я ей патлы повыдираю!
– Делай что хочешь, а в наши дела не суй свой нос.
– Оля, давай не ссориться, – попросила Варя. – Мы же с тобой родные сестры. Только скажи мне: зачем?
– Наши старики обеими руками за колхозы, а Иван – тряпка, повинуется родителям. А кто ко мне здесь прислушивается? Невестка – в горле кость. Почему я должна свою землю, которую приобрели мои родители, кому-то отдавать? Отпишу на Олесю и Осипа, пусть пользуются. Сейчас братья Петуховы в почете, вступили в комсомол, выступают на собраниях, гляди, в люди выбьются. И кто посмеет у них надел отобрать? Да и что там забирать, когда у них небольшой лоскут земли около хаты, и все.
– Неужели тебе кусок земли дороже счастья родной дочки? – Варя с надеждой посмотрела на сестру.
– Вот потому и отдаю замуж, что забочусь о ее счастье, – ответила Ольга. – И не смей меня упрекать тем, что я плохая мать. Я – хорошая мать. Вот так!
– И когда же свадьба? – грустно спросила Варя.
– Какая там свадьба?! Завтра распишутся в сельсовете, оформлю документы на землю, а в воскресенье посидим с родственниками дома по-домашнему. Придешь?
– А венчание когда?
– Венчания не будет – Осип же комсомолец!
– Как-то все не по-людски.
– И сама жизнь неправильная, – прибавила Ольга. Она поднялась и вышла в другую комнату, давая понять, что разговор окончен.
Глава 20
Варя как никто понимала Олесю. Сердце ее разрывалось, когда несчастную девочку повели в сельсовет. Олеся была похожа на перепуганного маленького щенка, которого забрали от теплого тела матери. Она смотрела вокруг себя глазами, полными ужаса, будто чувствовала что-то страшное и неминуемое, но еще не совсем понимала, что с ней должно случиться. Варя как могла поддерживала несчастную невесту, но ни подарки родственников, ни переписанная на нее и Осипа земля, ни слова утешения тети Вари не могли успокоить Олесю. Иногда из ее больших грустных глаз безудержно катились слезы. Тогда жених дергал ее за руку – и слезы, как по команде, замирали на бледном лице. Варя, которая уже начала привыкать к своему замужеству, будто опять пережила весь ужас собственной свадьбы и ощущение беспомощности. Павел Серафимович пытался шутить и улыбаться, но в глазах его тоже была печаль. Лишь Ольга оставалась спокойной и невозмутимой. Варе она показалась даже довольной тем, что избавилась от дочки. Словно прочитав мысли сестры, Ольга тихо сказала Варе:
– Ты ошибаешься. Я – хорошая мать. Будут свои дети, тогда ты меня поймешь.
Варя на это ничего не ответила, но была уверена, что никогда, ни при каких обстоятельствах не отдаст свою дочку за нелюбимого. Она, как и Олеся, как многие сельские девушки, не могла ослушаться родителей, но хорошо знала, как жить телом с одним, а мыслями – с другим.
На следующий день Варя утром начала выглядывать в окно.
– Что ты там высматриваешь? – спросил ее Василий.
– Хочу увидеть Олесю, – ответила Варя.
– Теперь она замужняя женщина, у нее своя семья, есть муж, свекровь, так что не суй свой нос, куда не просят, – заметил он.
– А ты мне не указывай, что делать.
– Послушай, – раздраженно сказал Василий. Он схватил ее за плечи, больно сжав их. – Я – твой муж. И ты должна мне подчиняться.
Он сверлил ее разгневанными глазами. Варя не испугалась. Она выдержала этот взгляд и, глядя прямо ему в глаза, сказала:
– Я это помню. И не забуду до скончания века, потому что дала слово перед Богом. Я ничего не сделала плохого. Ты владеешь моим телом, но не душой. Я подчинилась родителям, тебе, обычаям, мне вы оставили лишь душу, и она у меня свободная. Я хочу видеть Олесю, потому что в груди печет от такой несправедливости, и я буду смотреть в окно столько, сколько будет нужно, – сказала она спокойным голосом. – А теперь убери от меня руки. Иди ухаживай за скотиной, ты же хотел быть богатым, так работай! Твой тесть лодырей не любит.
