Печально усмехнувшись, отец обвел взглядом голые стены тюремной камеры.
– Такое, что здесь нахожусь я, а не ты. – Он вздохнул. – Мне сказали, что тебе пришлось подать прошение о предоставлении гражданства.
– Да. На весь следующий год я привязан к одному из членов нашего экипажа.
– Тебе повезло, – заметил Маркус. – Если не считать Ситту, у меня никогда не было друзей, которые пошли бы ради меня на такое.
Корбин неуютно заерзал.
– Она мне не друг, – сказал он. – Больше того, она меня презирает. Просто это чуточку недостаточно для того, чтобы оставить меня гнить в квелинской тюрьме.
– Напрасно ты недооцениваешь себя, Артис. Даже такие отталкивающие ублюдки, как мы, заслуживают общества. – Маркус усмехнулся. – Кстати, это слова моей жены.
Корбин испустил что-то похожее на смешок.
– Хотел бы я познакомиться с ней, – сказал он. Вдруг его осенила одна мысль. – Хотя если бы она осталась жива, меня бы не было.
– Не было бы, – согласился Маркус. – Но я рад, что ты есть.
«Вот как? Неужели ты променял бы ее на меня, если бы знал наперед?»
– Какой срок тебе дали?
– Двенадцать стандартов, – сказал отец. – Из тюрьмы я выйду уже стариком. Но все будет хорошо. Пока что со мной обращаются неплохо. И у меня есть моя собственная отдельная камера. Я наконец смогу прочитать те книги, на которые прежде не хватало времени.
Корбин заметил на лабораторном столе высохшую капельку водорослей. Хорошо, что можно было сосредоточить на ней внимание.
– Еще одно, – сказал он, соскабливая капельку.
– Да?
– Мой день рождения. Это действительно день моего рождения? Или, точнее, день, когда меня достали из резервуара?
– Да. А что?
– Не знаю. Это не давало мне покоя. – Корбин обвел взглядом лабораторию. – А теперь мне нужно приниматься за работу.
– Да, конечно, – поспешно согласился Маркус. – В любом случае тюремщики вот-вот должны были сказать мне, что сеанс подошел к концу. – Его взгляд наполнился мольбой. – Быть может… быть может, мы еще…
Какое-то время отец и сын молча смотрели друг на друга. Их разделяли не только пиксели и расстояние.
– Не знаю, – наконец сказал Корбин. – Может быть.
Маркус кивнул.
– Береги себя, сын.
Он помахал рукой. Изображение исчезло. Пиксели вернулись в проектор.
Некоторое время Корбин сидел, слушая пульсирующее гудение чанов с водорослями. Затем он взял со стола скриб, открыл программу-журнал и быстро добавил запись:
«25 октября. По-прежнему мой день рождения».
– Ты сегодня какой-то задумчивый, – заметила Лови.
– Вот как? – удивился Дженкс.
– Да, – сказала Лови. – У тебя складка на лбу, которая появляется, когда что-то тебя беспокоит.
Дженкс потер лоб.
– А я и не подозревал, что меня так легко прочитать.
– Это может сделать далеко не каждый.
Вздохнув, Дженкс прислонился к стене и достал из кармана жестянку с красным тростником.
– Это все история с Корбином.
– А, – сказала Лови. – Наверное, все еще не оправились от потрясения. Корбин плохо спит. По вечерам он засиживается допоздна, просматривая свои личные файлы. В основном свои детские фотографии.
– Пожалуйста, не говори мне об этом, – проворчал Дженкс, набивая трубку. – Ты же знаешь, я не люблю подсматривать.
– А ты и не подсматриваешь, – рассмеялась Лови. – Этим занимаюсь я. А ты только сплетничаешь.
– О, ну хорошо. – Дженкс раскурил трубку, всасывая воздух через тлеющие листья. От дыма, заполнившего его легкие, у него поникли плечи. – Бедняга Корбин! Не могу себе представить, каково оказаться в такой передряге. – Повернув голову, он прижался ухом к переборке. – Это так потрескивает твой маршрутизатор третичных синапсов?
– Дай-ка я проверю… Нет, он работает нормально.
– Гм. Мне не нравится этот звук. – Повернувшись к переборке лицом, Дженкс открыл крышку панели доступа и пробежал взглядом по паутине мигающих печатных плат внутри. – Да, смотри, вот здесь. Шунт износился.
– Оставь это на утро, Дженкс. Замена шунта потребует несколько часов, а ты и так работал весь день.
– Ладно, – нахмурился Дженкс, – но ты разбудишь меня, если столкнешься с провалами в памяти.
– Все будет в порядке, – решительно заявила Лови. – Сама я ничего не чувствую.
Дженкс закрыл панель.
– Не думаю, что ты беспокоишься из-за Корбина, – снова заговорила Лови.
– Нет?
– Нет.
– Тогда из-за чего?
– Не знаю, но мне хотелось бы услышать это от тебя.
Вздохнув, Дженкс выпустил струйку дыма. Крошечные рабочие светильники над головой бросали лучи света сквозь клубящиеся облачка.
– У меня из головы не выходит твой набор для тела.
Лови помолчала.
– Тут есть какая-то проблема, но ты мне ничего не говоришь.
– Нет, – сказал Дженкс, – вынимая трубку изо рта. – Никакой проблемы нет. Сделка абсолютно законная, насколько это только может быть на черном рынке. Даже цена справедливая, учитывая все обстоятельства.
– Тогда что же тебя беспокоит?
– Папаша Корбина. Наверное, этот тип потратил целое состояние, чтобы клонировать себя. Каким-то образом ему удалось проделать все настолько тайно, что об этом не знал не только сам Корбин, но и служители закона. И так продолжалось десятилетия! Корбин запросто может сойти за настоящего человека. У него все в порядке. Никаких модификаций, никаких усовершенствований. Черт возьми, даже доктор Шеф ничего не замечал до тех пор, пока не стал специально искать именно это. И тем не менее…
– И тем не менее Корбина все равно поймали.
– Точно. Прорва денег, тщательное планирование, и в результате бедолага сидит за решеткой, а Корбина лишили гражданства. После того, как эти долбаные квелинцы отметелили его по полной. – Дженкс выпрямился. – Послушай, мы с самого начала понимали, что набор для тела – это очень рискованно. Но, наверное, я на самом деле не сознавал в полной мере, что это означает. Я хочу сказать, да, я понимал, что тюрьма – это полная задница, но я рассчитывал на то, что, если закон схватит меня за задницу, я просто отправлюсь с тобой на Сверчок или какую-нибудь другую планету на окраине. Конечно, не лучший вариант, но зато безопасный. Но вся эта заварушка с Корбином заставила меня задуматься о том, что произойдет на самом деле, если мы попадемся. Предположим, я попадусь с этим набором до того, как загружу тебя в него. Ладно, я отправлюсь за решетку, мистер Крисп отправится за решетку, но с тобой все будет в порядке. Ты по-прежнему останешься здесь, на «Страннике», со всеми нашими друзьями. Киззи присмотрит за тобой до тех пор, пока Эшби не найдет нового техника-компьютерщика, и ты будешь здесь, когда я выйду из тюрьмы. Но что, если нас схватят значительно позже, уже тогда, когда ты будешь в этом наборе? Что, если, скажем, пройдет десять лет, и мы перестанем соблюдать осторожность? Что, если кто-либо из нас скажет не ту вещь не тому человеку, или если биосканеры станут настолько совершенны, что смогут определить, кто ты такая на самом деле? Что, если нас снова остановят квелинцы, желающие провести анализ крови? Я опять же отправлюсь в тюрьму, но тебя удалят, Лови. И когда закончится мой срок, тебя больше не будет. Ты перестанешь существовать.
