Она попыталась убедить себя в том, что нисколько не смутилась, а просто разозлилась. Да, разозлилась на то, что это вообще происходит, разозлилась на то, как часто в своей жизни ей приходится иметь с этим дело, разозлилась на тех, кто не может оставить ее в покое, черт возьми!
– Послушай, Сиссикс, – начала Розмари, появляясь из двери со скрибом в руках, – я собиралась посмотреть…
Ее тупые влажные глаза млекопитающего широко раскрылись. Она прикрыла рот рукой.
– Со мной все в порядке, – не задерживаясь ни на мгновение, бросила Сиссикс. На таком большом корабле, как «Странник», казалось, можно было рассчитывать на то, чтобы добраться из точки А в точку Б, не натыкаясь постоянно на кого-нибудь. – Корбин, убирайся к такой-то матери! – сказала она розовому человеку, только что поднявшемуся с нижней палубы.
Корбин застыл на лестнице, недоуменно взирая на пробежавшую мимо аандриску.
Ворвавшись в лазарет, Сиссикс поспешно захлопнула за собой дверь. Сидящий за пультом доктор Шеф поднял на нее взгляд и сочувственно заворчал.
– Ой, бедняжка! Ты линяешь!
– И раньше срока. – Сиссикс посмотрела на себя в зеркало. На лице вздувалась волдырями мертвая кожа, отрываясь лоскутами. – Я думала, линька начнется не раньше чем через три десятидневки, и не приготовила… А-ай!
Зуд накатил снова, хотя на самом деле он не прекращался. У Сиссикс было такое ощущение, будто у нее по лицу ползают стаи вшей. Не удержавшись, она вонзила в кожу когти.
– Эй, прекрати, только не это! – воскликнул доктор Шеф, хватая ее за запястья. – Ты только навредишь себе!
– Нет, все будет хорошо! – упрямо произнесла Сиссикс.
Она вела себя как маленький ребенок, но ей было все равно. Казалось, у нее вот-вот целиком отвалится лицо. Она имела право капризничать.
Доктор Шеф закатал ей рукав.
– Я правду говорю, – сказал он.
Он поднял ее руку так, чтобы она увидела на шелушащейся коже светлые следы от когтей. Там, где ночью когти вонзились слишком глубоко, темнела полоска засохшей крови.
– О звезды, порой ты ведешь себя совсем как родитель! – пробормотала Сиссикс.
– Я вас кормлю и лечу, как еще я должен себя вести? Снимай халат. Давай посмотрим, что к чему.
– Спасибо.
Сиссикс скинула с себя халат, а доктор Шеф открыл шкафчик. Он достал пузырек с лечебным туманом и риксит – маленький плоский брусок с грубым рифлением с одной стороны. Киззи как-то назвала его «пилочкой для всего тела».
– Где хуже всего? – спросил доктор Шеф.
Сиссикс улеглась на смотровом столе.
– Везде, – вздохнула она. – Наверное, руки.
Доктор Шеф осторожно взял ее правую руку, ту, на которой запеклась кровь, и распылил над ней туман. Высохшая кожа стала полупрозрачной и поднялась по краям. Доктор Шеф принялся работать рикситом, счищая намокшие куски. Сиссикс старалась дышать ровно и глубоко, заставляя себя проявить терпение. Взяв в руку ее палец, доктор Шеф изучил его.
– Как кожа?
– Натянута. Еще не готова слезать.
– О, думаю, готова. Просто она об этом еще не знает.
Смочив Сиссикс кожу, он принялся растирать ей кисть от запястья к когтям, прилагая усилие. Через несколько минут аандриска почувствовала, как на запястье отделился большой кусок. Доктор Шеф осторожно запустил под него свои пальцы, ухватившись двумя подушечками. Одним быстрым движением он полностью сорвал отмершую кожу у Сиссикс с руки, стягивая ее словно перчатку.
Сиссикс вскрикнула, затем застонала. Новая кожа была нежной, но зуд прошел.
– О звезды, как же хорошо это у тебя получается! – облегченно выдохнула она.
– Практики у меня достаточно, – усмехнулся доктор Шеф, продолжая работать рикситом.
Повернув голову, Сиссикс оглянулась, убеждаясь в том, что дверь крепко закрыта.
– Тебе люди никогда не надоедают?
– Бывает. По-моему, это нормально, когда живешь в окружении представителей других разумных видов. Не сомневаюсь, и мы им надоедаем.
– Сегодня они мне определенно просто до смерти надоели, – сказала Сиссикс, откидывая голову назад. – Мне надоели их мясистые рожи. Надоели гладкие кончики пальцев. Надоело то, как они произносят звук «р». Надоела их неспособность различать запахи. Надоело то, как они липнут ко всем детям, в том числе и к чужим. Надоела их невротическая реакция на обнаженное тело. Мне хочется лупить их всех до тех пор, пока они не осознают, насколько бесполезно усложняют свои семейные отношения, свою общественную жизнь, свою… свое все!
– Ты их любишь и понимаешь, – кивнул доктор Шеф, – но порой тебе хочется, чтобы они – а также я и Охан, уверен в этом, – вели бы себя как нормальные существа.
– Совершенно верно, – вздохнула Сиссикс, чувствуя, как раздражение быстро выкипает. – И они не сделали ничего плохого. Я знаю, как много для меня значит экипаж. Но сегодня… даже не знаю. Это все равно что оказаться в толпе детей, хватающих без спроса твои вещи. Они ничего не ломают, и ты понимаешь, что они хотят лишь доставить тебе удовольствие, но они такие маленькие и такие назойливые, и тебе хочется, чтобы они сгинули. Разумеется, только на время.
Доктор Шеф заворчал, изображая смех.
– Похоже, твой диагноз посерьезнее, чем просто преждевременная линька.
– То есть?
– Ты соскучилась по дому, – улыбнулся он.
– Точно, – снова вздохнула Сиссикс.
– До конца этого стандарта мы остановимся на Хашкате. Это не так уж страшно далеко, – сказал доктор Шеф, потрепав ее по голове. Остановившись, он потер пальцами перо. – Ты принимаешь минеральные добавки?
– Иногда, – смущенно отвела взгляд Сиссикс.
– Тебе необходимо принимать их постоянно. Перья у тебя стали мягкими.
– Я линяю.
Доктор Шеф нахмурился.
– Это не из-за линьки, – сказал он. – Это потому, что твой организм испытывает нехватку основных питательных веществ, необходимых каждому аандриску. Если ты не начнешь регулярно принимать минералы, я стану кормить тебя пастой из мха.
Сиссикс скорчила гримасу. Одно только упоминание этой дряни воскресило у нее детские воспоминания о вкусе: горькая, вязкая, приторная.
– Ну хорошо, отец гнезда, как скажешь.
Доктор Шеф задумчиво проворчал что-то невнятное.
– Что?
– Да так, ничего. Просто эта фраза показалась мне странной, – весело произнес он. – Я всегда был матерью.
– Извини, – спохватилась Сиссикс. – Я не хотела…
– О, ничего страшного. Это же правда. – Доктор Шеф посмотрел на нее, и глаза у него снова зажглись огнем. – К тому же, если ты считаешь меня своим родителем, быть может, ты будешь слушаться меня, когда я скажу тебе принимать эти проклятые минералы.
