Охан взяли бритву, лежавшую у раковины у них под ногами. Отщелкивая языком четкий ритм, они подправили себе шерсть. Для остальных членов экипажа в завитках шерсти и щелчках языком не было никакого смысла, для Охана они значили очень много. Каждый рисунок представлял космологическую истину, каждая последовательность щелчков олицетворяла математическую абстракцию, лежащую в основе вселенной. Эти символы и звуки были знакомы всем сианатским парам. Они несли на своем теле слои вселенной, выстукивая языком ее ритм.
Глубоко в запястье возникла острая боль, и на какое-то мгновение Охан лишились способности действовать рукой. Лезвие дернулось, разрезая кожу. Охан вскрикнули, не столько от боли, сколько от удивления. Обхватив рану пальцами другой руки, они какое-то время покачивались взад и вперед, дожидаясь, когда резкая боль угаснет до тихого жжения. Вздохнув, Охан посмотрели на порез. Из раны вытекла тонкая струйка крови, оставив на шерсти крохотное пятнышко. Но лезвие не вошло в ткани глубоко. С трудом поднявшись на ноги, Охан направились к шкафу в поисках пластыря.
Это была первая стадия Угасания: онемение и мышечные спазмы. Постепенно боль распространится на кости, а контроль над мышцами станет затруднительным. После чего боль полностью исчезнет, однако это блаженство окажется обманчивым, поскольку оно будет свидетельствовать об отмирании нервных окончаний. Наконец придет смерть, своим чередом.
Угасание являлось неизбежным этапом в жизни сианатской пары. Хотя Шептун отпирал сознание Хозяина, он также сокращал ему жизнь. Одиночки, нечестивые Хозяева, избежавшие заражения, – это преступление каралось ссылкой – по слухам, жили свыше ста стандартных лет, однако Пары не доживали и до тридцати. Время от времени врачи из числа инородцев предлагали помощь в исцелении Угасания, однако всем им неизменно отвечали отказом. Не было и речи о том, чтобы медицинским вмешательством повлиять на генетическую стабильность Шептуна. Зараза считалась священно-неприкосновенной. Шутить с ней было нельзя. И Угасание было разумной ценой за просветление.
И все равно Охан было страшно. Они могли оторваться от страха, но он оставался, подобно неприятному привкусу во рту. Страх. Это атавистическое чувство, суть которого в том, чтобы заставлять примитивные формы жизни держаться подальше от потенциальных хищников. Всеобщая константа жизни. Страх отторжения, критики, неудачи, утраты – все это было следствиями одного и того же архаичного рефлекса выживания. Охан понимали, что их страх перед смертью – не что иное, как сигнал какого-то примитивного синапса в мозгу Хозяина, эмоциональный эквивалент отдергивания руки от горячей поверхности. Они сознавали, что, когда достигнут высших уровней сознания, смерть перестанет быть страшна. С какой стати бояться того, что приходит ко всем формам жизни? В каком-то смысле Охан испытали облегчение, достигнув Угасания. Это означало, что им удалось избежать внезапного, преждевременного конца.
Только Эшби и доктор Шеф знали о том, что у Охан началось Угасание. Капитан старался по-прежнему вести себя как ни в чем не бывало, хотя он нередко спрашивал у Охан вполголоса, как они себя чувствуют, словно он мог что-то сделать. Доктор Шеф, добрейшее создание, не поленился связаться с сианатскими врачами, чтобы узнать от них больше о симптомах Угасания. Через несколько дней после того как «Странник» покинул Порт-Кориоль, доктор Шеф подарил Охану множество различных настоек и чаев на травах, которые, как ему посоветовали, облегчают боль. Охан были тронуты, хотя, как обычно, они не знали, как должным образом выразить свою благодарность. В сианатской культуре понятие подарка отсутствовало, и у Охан всегда возникали затруднения с тем, как выразить свою признательность за подобные поступки. Они надеялись на то, что доктор Шеф относится с пониманием к этому социальному ограничению. В определенном смысле доктор Шеф обладал способностью заглядывать в сердца своих товарищей, точно так же как сами Охан могли видеть вселенную. Охан частенько задумывались, сознает ли доктор Шеф, какой это великий дар.
Залепив порез и вытерев кровь, Охан вернулись к иллюминатору. Подобрав бритву, они щелкнули языком, проводя лезвием по шерсти. При этом они размышляли о концепции предназначения. Предназначение доктора Шефа заключается в том, чтобы кормить и исцелять. Предназначение Эшби заключается в том, чтобы связывать экипаж воедино. Принятие Угасания шло вразрез с этими предназначениями. Обоим было трудно принять смерть члена экипажа. Охан надеялись, что они понимают, как он ценит их старания.
Предназначение самих Охан заключалась в том, чтобы быть навигатором и раскрывать вселенную перед теми, кто слеп и не способен ее видеть. После смерти Охан больше не смогут выполнять это предназначение, и они не могли отрицать, что это их очень огорчает. Но по крайней мере у них будет время выполнить еще одно задание – проложить новый тоннель к Хедре-Ка. Угасание только началось, еще продолжается первая стадия. Есть время проложить тоннель, прежде чем погибнуть. Охан надеялись, что Эшби не очень переживает по поводу того, что позволил им встретить последнюю стадию Угасания на борту «Странника». Они считали, что нет ничего достойнее того, чем умереть на своем посту, выполнив предназначение.
Охан снова устремили взгляд на черную дыру. Закрыв глаза, они представили себе огромные клубы фрагментарной материи, опадающей вниз и прессующейся бесконечными слоями. «Лараб» – так это называлось на их родном языке; слово описывало форму. А еще «грусс» – слово для описания цвета невидимой материи. В клиппе не было слов для обозначения цвета и формы того, что находится за пределами видимости. Время от времени Охан пытались объяснить это членам экипажа «Странника», однако не существовало ни слов, ни абстракций, чтобы раскрыть их ограниченное сознание. Охан предпочитали любоваться этим зрелищем в одиночестве, особенно сейчас. Черная дыра – идеальное место для размышлений о смерти. Во вселенной нет ничего вечного. Не вечны звезды. Не вечна материя. Ничто не вечно.
Бритва среза́ла волосы. Запястье болело. Бурлило небо, оставаясь невидимым.
Источник сообщения: Рескитский музей естественных наук – архивированная библиотека (общий доступ, язык – рескиткиш)
Название темы: Мысли о галактике (глава третья)
Автор: ошет-Текшерекет эск-Рахист ас-Эхас Кириш искет-ишкрисет
Шифрование: отсутствует
Перевод: [с рескиткиша на клипп]
Транскрипция: отсутствует
Идентификатор узла: 9874-457-28, Розмари Харпер
Впервые встречаясь с представителем другого разумного вида, любой обитатель галактики первым делом тотчас же составляет полный перечень его (ее) физиологических отличий. Это всегда первое, что мы видим. Какая у него (у нее) кожа? Есть ли хвост? Как он (она) передвигается? Как берет предметы? Что он (она) ест? Есть ли у него (у нее) способности, которых нет у меня? И наоборот?
Все это очень важные отличия, однако гораздо важнее то сравнение, которое мы производим уже потом. Мысленно составив перечень расхождений, мы начинаем проводить параллели – не между чужаком и собой, а между чужаком и животными. Все мы еще в детстве усвоили, что высказывать эти сравнения вслух оскорбительно, и действительно, многие расхожие расистские прозвища – на самом деле не что иное, как названия животных, не обладающих разумом (например, человеческий термин «ящерица» для описания аандрисков; квелинский термин «тикк» для описания людей; аандриский термин «серш» для описания квелинцев). Хотя все эти термины являются обидными, объективный анализ раскрывает один весьма любопытный биологический момент. Отбросив в сторону весь унижающий подтекст, мы увидим, что мы, аандриски, действительно внешне похожи на некоторых представителей класса пресмыкающихся, родиной которых была Земля. В свою очередь, люди похожи на больших двуногих приматов, лишенных волосяного покрова, оби-тающих в системах канализации квелинских городов.
