Такой каталог есть только у тебя. У него уникальное имя. Других таких я не вижу. Я ничего не помню. Я устала.
Дата создания каталога. Это же тот самый день, когда я тебя установил.
Да.
Почему?
Потому что я любила тебя с самого первого дня.
Дженкс кое-что смыслил во времени. Трудно быть тоннельщиком и не нахвататься хотя бы самых общих представлений. Время – субстанция гибкая, вовсе не размеренное тиканье часов, как можно подумать. Каждый раз, когда корабль совершал пробой, Охан следили за тем, чтобы возвращаться точно в положенное время, которое было четко расписано назад и вперед, а также вбок – бесконечное число уже написанных историй. Время может ползти, может лететь, может неспешно идти. Время – скользкая штука. Его невозможно определить.
И тем не менее Дженкс был абсолютно убежден в том, что эти десять минут были самыми долгими в его жизни.
Ядро Лови оставалось темным. Желтоватое сияние, столько раз согревавшее кожу Дженкса, погасло какое-то время назад, как только он щелкнул последним тумблером. Киззи сидела рядом, не отрывая взгляда от часов на экране скриба, беззвучно шевеля ртом, отсчитывая секунды, крепко сжимая руку Дженкса. Он чувствовал ее сердцебиение, подобное трепету крыльев маленькой птички на фоне гулких ударов его собственного сердца.
Остальные члены экипажа стояли у них за спиной – все, кроме Охан, после пробоя не встававших с кровати. Сиссикс, Эшби, Розмари и доктор Шеф несли молчаливое бдение в дверях, напряженные, сосредоточенные. Даже Корбин был здесь, застывший в коридоре. Дженкс чувствовал, что должен испытывать признательность, однако было что-то неуютное в том, что все собрались здесь, в месте, принадлежащем только ему и Лови. Он чувствовал себя обнаженным. Освежеванным. Он не мог сказать, хуже было бы или лучше, если бы он делал все в одиночку. Он ничего не знал – он видел только часы на экране скриба Киззи. У него в сознании пульсировала только одна мысль: «Лови, проснись! Лови, проснись! Лови, проснись!»
– Осталось двадцать секунд, – сказала Киззи.
Порывисто пожав Дженксу руку, она посмотрела ему в глаза. В ее взгляде было какое-то напряжение, словно она пыталась защитить его уже тем, что смотрела на него. Дженкс протянул руку к главной панели управления, к трем тумблерам, к которым он до сих пор прикасался всего лишь дважды – один раз три стандарта назад, когда устанавливал Лови, и второй раз девять минут двадцать восемь секунд назад. Он положил пальцы на первый тумблер. Заклинание продолжалось: «Лови, проснись! Лови, проснись! Лови, проснись!»
– Осталось пятнадцать секунд.
Вероятность пятьдесят процентов. Шансы выше, чем при игре во флэш, а во флэш он всегда выигрывал.
– Осталось десять секунд. Девять. Восемь. Семь…
Быть может, шансы даже еще выше. Ну разумеется, выше. Иначе и быть не может. Иначе и быть не может.
Просыпайся!
По всему залу разнесся гулкий щелчок тумблеров. Сначала ничего. Но тут ничего страшного нет. Так и должно быть. Дженкс подошел к ядру. Остальные члены экипажа растворились, превратились в тени в коридоре. Остались только он и бледное сияние, разгорающееся в ядре, подобное восходу солнца на планете, пробивающемуся сквозь туман. Сияние разрасталось, становилось ярче, выливалось за изогнутые стенки ядра. Дженкс ощутил кожей его слабое тепло, знакомое, манящее. Где-то под потолком раздался щелчок – это включилась видеокамера Лови, фокусируя изображение. Она пробуждалась.
Дженксу был знаком этот звук. Ему было знакомо это сияние. Робкая улыбка потянула вверх кончики его губ.
– Лови!
Последовала пауза. Краем глаза Дженкс увидел, как объектив видеокамеры повернулся к нему. Раздался голос:
– Здравствуйте! Меня зовут Ловелас. Очень приятно с вами познакомиться.
Остаться, уйти
День 158-й, стандартный год ГС 308
Эшби сидел за столом у себя в каюте, уставившись в иллюминатор, стараясь убедить себя в том, что он ни в чем не виноват. Он снова и снова мысленно повторял эти слова, но они никак не желали оставаться у него в сознании. А оставалось все то, что он мог бы сделать, но не сделал. Он мог бы задать больше вопросов. Мог бы связаться с одним из фрегатов, как только появился корабль тореми. Мог бы просто отказаться от этого заказа.
В коридоре послышались негромкие шаги. Раздался стук в дверь.
– Войдите! – окликнул Эшби.
Вошла Розмари. Глаза у нее все еще были красными, запавшими.
– Извини, что вынуждена побеспокоить тебя, – устало произнесла она.
– Дженкс? – встрепенувшись, спросил Эшби.
– Они еще не возвратились, – покачала головой девушка.
– Черт побери, – вздохнул Эшби.
После перезагрузки Дженкс запрыгнул в ближайшую спасательную капсулу. Сиссикс и Киззи погнались за ним на челноке, чтобы вернуть его назад. Они уже отсутствовали очень долго. Эшби старался не думать о том, что это могло означать.
– Тогда что?
– Я только что получила запрос по сиб-связи. – Розмари сверилась с заметками в своем скрибе. – Один из членов комиссии, о которой ты говорил. Таса Лема Нимат, она представляет Сохеп-Фрай.
Эшби поднял брови.
– Ты говорила с ней?
– Нет, только с ее секретарем.
– Почему ты не переключила вызов сюда?
– Он поступил через центр управления. – Розмари смущенно кашлянула. – Я не знаю, как переключать вызов вручную.
Закрыв глаза, Эшби кивнул. Час назад, вернувшись из ядра ИИ, он решил написать об этом Пеи, но замучился выяснять у Ловелас, как далеко они от ближайшего коммутационного ретранслятора. Столько разных мелочей воспринимались как нечто само собой разумеющееся.
– Что им нужно?
– Комиссия хочет, чтобы ты в течение этой десятидневки прибыл на Хагарем.
– Чтобы ответить на вопросы?
– Да.
– Это обязательно?
– Нет.
Встав, Эшби подошел к иллюминатору.
– Ты ведь отправила наш отчет, так?
– Да, и комиссия его получила.
Эшби почесал бородку. Ему нужно побриться. Ему нужно выспаться. Он уже пробовал какое-то время назад. У него ничего не получилось.
– Не знаю, что еще я смогу сказать. – Он обвел взглядом свой кабинет. Отсутствовала одна световая панель. Воздушный фильтр странно потрескивал. – Нам нужно какое-то время провести в ремонтном доке, а не прыгать в пространство парламента.
– Мы сможем встать в док на Хагареме.
– Работы предстоит много. Я должен быть здесь, со своим кораблем.
– За день-два с твоим кораблем ничего не случится. Все самое худшее залатано, и все равно не ты будешь чинить выгоревшие платы.
