И выходов тут немного. Либо бежать, удаляться от власти, от государства, как делали многие наши предки испокон веков. Либо постараться понять механизм действий этой слепой, бездушной машины и попробовать оседлать ее.
Размышляя обо всем этом, Дубравин постепенно шел к своему решению.
Ну и главное. Как журналист, хоть и бывший, он понимал, что надо бить в набат. Народ вымирает. И «русский крест», образованный пересечением линий смертности и рождаемости на демографическом графике, рискует превратиться в большой деревянный.
Выборы как раз дают повод для того, чтобы начать писать и говорить об этой страшной проблеме, которая нависла над страной.
А по опыту он знал, что надо бросить в пространство, в массы идею. И если идея здравая, то она не исчезнет. Ее подхватят и донесут до самых верхов. И, может быть, власть хоть что-то сделает для людей.
Но говорить обо всем этом сейчас не стоило. Не время. Да и неважно это. Решение принято. Надо действовать. Так что он спросил просто:
– Ну и какие на сей счет имеются предложения?
– Надо собирать штаб! – ответил Чернозёмов.
– Будем готовиться, – поддержал его Тимашов.
VII
На работу ему теперь ходить ох как не хотелось. А надо! Семью кормить. Детей поднимать. Дочки у него уже заневестились: «Папа, шубку давай! Новые туфельки на выпускной!» Нет денег? Бери кредит. Потом отдашь. С ростовщическими процентами.
Невеселые эти мысли терзали его и сейчас, когда короткая в базе белая «Нива», шустро ныряя из сугроба в сугроб, везла его по зимней, непроезжей после ночного снегопада дороге в Коргово.
Снег кругом. На деревьях и кустарниках, на воротах сафари-парка, на крыше финского дома и льду озера. Зима вступила в свои полные права. И по-хозяйски распоряжалась. Хочет – укутает, как сейчас, землю в белую шубку. Хочет – прижмет морозищем.
Всем в лесу хорошо. А вот ему, Володьке Озерову, плохо. Чувствовал он себя виноватым. И перед людьми. И перед зверьем, братьями нашими меньшими. Не получилось у них то, что хотелось. Как говорится, человек предполагает, а Господь располагает. Трудно сказать, что пошло не так. Может, все дело в нашем менталитете. Может, и не в нем, а в простой человеческой алчности. Впрочем, сейчас это неважно. Факт оставался фактом. Вместо сафари-парка стало Коргово большой бойней.
И чем дальше в лес, тем больше дров. Теперь у хозяина – Виктора Федоровича Шекунова – новые проблемы. Поговаривали, что он кинул московских инвесторов. Украл их акции. Ну а те, естественно, начали разборки. Подали на него заявление в органы. Дело дошло до суда. Так что «неандерталец» вынужден был теперь умасливать ментов и судейских. На это нужны немаленькие деньги. И охотничье колесо вертелось.
Что ни день – наезжали гости. Выходили на охоту. И палили в белый свет как в копеечку. Оставляли в кассе десятки и сотни тысяч рублей. Некоторых, особенно важных, сопровождал сам хозяин. Эти обслуживались за счет фирмы. На прошлой неделе так гулял у них генерал. Начальник областной милиции. Вот уж гулял, так гулял. Молодой, здоровенный, как бык. Он и пил соответствующе. С двумя своими то ли адъютантами, то ли заместителями выжрал два ящика водки и ящик коньяку. Охотился тоже по-особенному. Мараться об какую-то, как он сам выразился, «пукалку» не стал. Вышел в лес с автоматом Калашникова. И давай шмалять по всему, что движется. Зверье бедное не знало, куда бежать.
Итог был таким. Завалил генерал пяток свиней и кабанчиков. Да бычка из тех, что Володька привез с Кавказа. И накрошил, покалечил десяток коз и оленей.
А потом завис в доме на целую неделю. Ушел в запой. Сам Шекунов подвозил для него «горючее». Так его, сердешного, и увезли без сознания порученцы.
А вчера прибыл Шабашкин. Главный судья. Этот совсем другой. Такой маленький, тихий, зажатый, похожий физиономией на грустного пони. Но властненький.
Володька оставил машину на стоянке возле конторы. И по заснеженной тропинке побрел к ребятам – егерям, которые праздно сидели и смолили, ожидая клиентов, в ажурной деревенской беседке. Все на мес те.
Бородатый Митрич, похожий на старый дуб. Длинный, хороший такой деревенский парень Николай. С ними новенький, скромный хлопец с Украины Петро.
Володька Озеров, лесной кудесник, человек, в голове которого сплошь навьи, русалки, лешие, а еще наука, подсел к ним. Покалякать. Узнать, что да как. Работа у них сейчас разная: Володьке – заниматься пополнением звериного стада, организовывать процесс восполнения потерь, ребятам – расходовать этот фонд. Но все равно они команда.
Настроение у всех схожее. Критическое. Озеров так, без особого нажима спросил:
– Ну как гости? В порядке?
– Приехали гости, гложуть кости, – скаламбурил и усмехнулся в седую пышную бороду Митрич.
– Ну и козел же этот судейский. Он и не охотился вчера вечером. И сегодня непонятно, будет ли выходить, – заметил Николай.
– А что так?
– Да им Серега девок привез из города. Вот они вчера с ними и куролесили. Этот их главный такие чудеса творил…
– Какие? – Володька даже привстал от удивления.
– Девчонок этих вчера голыми выгнал на мороз. И сам с ружьем выскочил за ними. Тоже голый. И давай за ними бегать по кустам. Еле угомонили его. Сам Шекунов уламывал.
– Сегодни утром, – как бы жалуясь на что-то, стал гутарить Петро, – я тех дивок отвозил у город. Так воны мне, горемычные, жаловались на него. Он их там не то шобы силовал. Не-е. Он их щипал, сиськи кусал, кожу крутил. Они усе в синяках, а у одной глаз весь подбитый. Воны мне говорять, що мы сюды больше не поедимо. Ни за яки гроши. Лучше, мол, у ментов десять субботников отработать, чем у лапы такому обмылку поганому попасти… И шо вон его сюда приволок?
– Ну, нашему надо отмазаться. Вот он сюда их и таскает, – резонно заметил Николай.
– У такого Шабашкина отмажешься! – задумчиво произнес Митрич.
– Ну, суд у нас, как говорится, самый гуманный в мире, – поддержал разговор Володька. – Так что отмажется.
– А вчера наша Настасьевна накрывала на стол гостям и слышала, как этот судья хвастался спьяну: «Я так построил систему, что теперь мне за любое решение несут».
– Что значит «несут за любое»?
– Раньше, мол, как было – взятки давали, если ты виноват и тебе надо отмазаться. А теперь, прав ты или не прав – все равно неси деньги. А то засудят, – закончил Николай.
– Да! – почесал затылок Митрич. – Вона как стало. В советское время о таком и не слыхали.
– Демократия у их, – вступил снова в разговор Петро. – У меня шуряк бабу свою так отметелил! И шо? Штраф ему присудили… Вона жаловаться. А ей у суде говорять – смотри, шоб саму не посадили… Во, как нынь судят.
– При чем тут демократия? – заметил Озеров. – Наоборот. Судей теперь назначает президент. Навсегда. И они ничего не боятся. И никто их с должности снять не может. Неприкосновенные они. Думали, что это поможет им честнее быть. А получилось совсем наоборот. Они теперь обнаглели до того, что без взятки к ним не подходи.
