Скончался он в Париже 21 августа 1937 года и погребен на кладбище Сен-Женевьев де Буа. По всей вероятности, полковник лейб-гвардии Конной артиллерии Александр Павлович Саблин, приходился ему братом. Он также кончил свои дни в Париже в 1961 году.
В «Морском биографическом словаре» имя Валерия Саблина мы не найдем (хотя его кумир — лейтенант Шмидт представлен как подобает герою отечества). Но мы обнаружим в этом авторитетном издании двух других Саблиных — одного контр-адмирала, отнесенного советскими историками к «белогвардейцам», другого Героя Социалистического Труда, капитана мощного землесоса — «Северо-Западный-14».
Контр-адмирал Михаил Павлович Саблин принял Черноморский флот от вице-адмирала Колчака в лихолетье 1917 года. Он также питомец Морского корпуса (выпуска 1890 года), участвовал в русско-китайской и русско-японских войнах, командовал миноносцем «Завидный», канонерской лодкой «Донец». Цусимское сражение принял на борту миноносца «Бравый», который в числе немногих кораблей смог прорваться во Владивосток. В 1912 году получил в командование линейный корабль «Ростислав» на Черноморском флоте. В годы первой мировой войны командовал 2-й бригадой линкоров на Черном море, был награжден многими боевыми орденами и золотым оружием.
Умер он от рака печени 17 октября 1920 года в Ялте и погребен в Севастополе — в усыпальнице знаменитых адмиралов. Однако, с приходом в Крым Красной армии адмиральская усыпальница в нижнем храме Свято-Владимирского собора была уничтожена.
Саблин Петр Петрович, углубитель морей и каналов, окончил в 1970 году Горьковскцй институт инженеров водного транспорта, в котором преподавал в то время отец Валерия Саблина — Михаил Петрович Саблин.
И, наконец, еще один Саблин — Юрий Борисович, капитан 2-го ранга, погибший на «Курске». Он родом из Севастополя, родился в 1966 году в семье офицера-подводника. Сам стал подводником — командиром электромеханической боевой части новейшего атомного подводного крейсера. Писал стихи. В том числе и эти, пророческие:
А Родина тебе венок сплетет
Из нежных пластмассовых цветов.
По совести судить вновь не смогла
Всю правду рассказать, не приукрасив слов.
Но верю я, что время то придет
И будет ясно, кто был виноват.
Ну, а пока — мы вновь за шагом шаг
Идем по лестнице крутой, ведущей в ад.
Эти строки вполне могли бы стать эпитафией и морякам «Курска» и Валерию Саблину.
ВАХТЫ СТОЯЛИ В РТУТНЫХ ПАРАХ
Вице-адмирал запаса Николай Александрович Шашков. В период арабо-израильского военного конфликта — так называемой «шестидневной войны», ракетная атомная подводная лодка, которой он в ту пору командовал, находилась в восточной части Средиземного моря — в водах «горячего региона». На долю экипажа К-172 выпало едва ли не самое тяжкое испытание…
Вице-адмирал Николай Шашков:
— Перед выходом на боевую службу я получил распоряжение Главнокомандующего Военно-Морским Флотом СССР Адмирала Флота Советского Союза С.Г. Горшкова — «быть готовым к нанесению ракетного удара по побережью Израиля». Разумеется, в том случае, если бы американцы и израильтяне начали бы высадку десанта на побережье дружественной нам Сирии. Собственно там, вблизи сирийских берегов и находился мой основной позиционный район. Была и запасная позиция — в заливе Сидра. Меня очень сковывала дальность полета моих ракет. Она не превышала шестиста километров, поэтому мне пришлось елозить, как говорят подводники, в опасной близости от американских авианосных ударных группировок. А их было три во главе с атомными авианосцами «Америка», «Форрестол» и «Интерпрайз». А в экскорте у каждого немного-немало 20–30 кораблей и почти на каждом — системы поиска подводных лодок. А я — один. К тому же в воздухе висели патрульные американские самолеты. Временами над морем кружились до семнадцати крылатых охотников за субмаринами, которые молотили своими радарами по всему Восточному Средиземноморью. На антенне все время бил сигнал
[38]. Они искали советскую подводную завесу, не подозревая, что вместо нее под водой находилась лишь одна моя К-172. И мой корабль был, если хотите, козырным тузом в той весьма накаленной и вовсе некарточной игре. Шла война и уже отнюдь не холодная. Никто не знал как повернутся события через день. Заметьте, это было второе после Карибского кризиса обострение международной обстановки, которое могло привести к обмену ракетно-ядерными ударами, то есть к атомной войне всемирного масштаба. Я должен был начать ее первым по первому же сигналу из Москвы. И чтобы не пропустить его надо было подвсплывать на сеансы связи через каждые два часа. Море весеннее — неспокойное — 3–4 балла, качает. То и дело приходилось нырять от приближающихся самолетов. Вокруг — обычная в принципе жизнь: сухогрузы, лайнеры, рыбаки. А мы — почти все время на перископной глубине. А эта глубина для подводной лодки опаснее, чем предельная — можно угодить под чей-нибудь форштевень. Еще очень опасались американских низкочастотных гидроакустических станций — сонаров. Нас наша разведка просто запугала — «берегитесь, они берут лодку с двухсот миль при любой гидрологии». Ни черта не брали. Мы их слышали, они нас нет.
— Вы в этом уверены?
Николай Шашков покачивает, усмехаясь, головой:
— Да если бы они меня обнаружили мы бы с вами не вели этой приятной беседы. Это был бы конец моей командирской карьеры… Если бы они меня обнаружили, сбежалась бы полдюжины противолодочных кораблей, надо мной висели бы «Си Кинги» (противолодочные вертолеты. — Я. ¥.), а на хвосте сидела бы торпедная атомная лодка, готовая всадить полный залп, едва бы я открыл крышки ракетных контейнеров. Так что уверен на все сто — свою скрытность мы ничем не нарушили. Это подтвердилось данными разведки с приходом в базу.
— А арабы знали о вашем присутствии?
— О том какая лодка и где она находится — конечно нет. Но знали, в критической ситуации Советский Союз поддержит их любыми средствами, в том числе и ядерными. Откуда будет нанесен удар по Израилю тоже догадывались — с моря.
Но вот, что было странно: с проходом Гибралтарского пролива в отсеках К-172 стали исходить пренеприятные вещи: матросы — крепкие дюжие парни валились с ног от непонятной хворобы, их тошнило, выворачивало, хотя на глубине качки не было и в помине… В конце концов корабельный врач доложил командиру об эпидемии непонятного заболевания.
Я и сам чувствовал себя прескверно. По ночам мерещилась какая-то чертовщина. Во рту металлический привкус, есть не хочется, на любую жидкость — чай, кофе, вино, компот — смотреть противно. Решили проверить воду. Хотя чего ее проверять, мы сами ее в своих испарителях варим. Вода — норма. Стали грешить на фруктовые соки. Разбились по отсекам: первый пьет только яблочный, второй — только сливовый, третий — только виноградный. Результат: у всех одна, как говорят врачи: клиника…
