Начал он с того, что животные одного вида немножко отличаются друг от друга; если бы этого не было, селекционер не мог бы выводить разные породы, а так он «подвергает животных и растения разным условиям существования, и появляется изменчивость, которую он не в состоянии предотвратить или ограничить». И тут царит дивергенция: «Склонность человека доводить отбор признака до крайней степени ведет к расхождению признаков… Признаки продолжают изменяться в том же направлении, в котором они уже изменились раньше…» Аналогичный процесс — естественный отбор — идет в природе, но «более совершенным путем и бесконечно медленнее». Почему природный процесс совершеннее? Человек видит только броские внешние признаки: длинный хвост, короткие рога; естественный же отбор поощряет к развитию самую незаметную особенность, если она помогает животному занять свою особенную нишу.
Все лето шли консультации; письма Гукеру и от Гукера, к Хаксли и от Хаксли летали туда-сюда несколько раз в неделю. Чего только там не обсуждалось! Известная цитата из письма Гукеру от 13 июля 1856 года: «Какую книгу мог бы написать какой-нибудь служитель дьявола о неискусной, беспорядочной, коварной и ужасающе жестокой работе природы!» Как это вяжется с заявлением о «совершенной» работе природы? У нас в переводах опускают предыдущий абзац и предшествовавшую ему дискуссию. Дарвин просил Хаксли найти примеры животных-гермафродитов. Ему хотелось, чтобы гермафродитов не было, а если и были, то такие, которые способны к половому размножению и «просто пока не хотят»: это доказывало бы, что половое размножение полезная штука и живые существа в процессе развития его приобрели или находятся в процессе приобретения. Но Хаксли сказал, что есть медузы — чистые гермафродиты. Дарвин написал, что это ужасно, но, может быть, медуза может сперматозоиды другой медузы съесть и так оплодотвориться? Хаксли отвечал с усмешкой: «Непристойность гипотезы до некоторой степени служит в пользу ее вероятности; природа так низка…» Комментарий к ответу Хаксли и содержится в письме Гукеру. Однако «низость» природы подтверждало многое, несколько месяцев спустя Дарвин записывал: «Может ли инстинкт, который побуждает самку паука пожирать самца после совокупления, служить на пользу виду? Тушка мужа, без сомнения, кормит ее; и, не имея лучшего объяснения, мы таким образом приходим к идее величайшего утилитаризма, совместимого с принципом естественного отбора, хотя это низко и невероятно жестоко»
[16].
У Гукера вышла книга «Новозеландская флора», где утверждалось, что Создатель творил каждое растение отдельно. Дарвин комментировал: «Если хоть один такой случай Вы докажете, я буду разбит; но я хочу тяжких испытаний и буду в книге приводить примеры, максимально вредные для моей теории, и пытаться их опровергнуть. Ваша книга дала мне обильный (и самый мерзкий!) материал; как же я ее ненавижу!!» Грею, бывшему, как и Гукер, сторонником неизменности видов, писал: «Я допущу, что виды возникают, как и домашние породы… а затем проверю эту гипотезу путем сравнения со всеми имеющимися фактами… И мне кажется, если моя теория объяснит эти факты, мы должны, согласно общепринятому в науке правилу, принимать ее до тех пор, пока не будет предложена другая, лучшая. Ибо, с моей точки зрения, говорить, что виды были сотворены так-то и так-то, — это не научное объяснение, а почтительное утверждение факта, что это есть так-то и так-то…» Лайель — Гукеру, 25 июля: «Убедит или не убедит Дарвин Вас и меня, но я предвижу, что многие примут его доктрину…»
Летом разболелась Генриетта, диагноз — «лихорадка». К тому, что Бесси «странная», уже привыкли, зато она почти никогда не болела. Джорджа, который не любил читать и любил деньги, с сентября отдали в Грамматический колледж в Клэпхеме (пригород Лондона), руководил там преподобный Чарлз Причард, астроном; Джордж ездил домой раз в месяц, докладывал, что читает «книги о грабителях и убийцах» и теперь ему чтение нравится, Причард его хвалил. Его отец экспериментировал с птицами: понесут ли семена через моря в желудках или на лапках? Гукеру, октябрь 1856 года: «Ястребы вели себя по-джентльменски и испражнились большим количеством семян; и мне только что принесли соскребы засохшей грязи с ног куропатки!!! Прощайте. Ваш безумный и извращенный друг Ч. Дарвин».
Птиц ловила вся деревня; весь ученый мир, превратившись в «нерегулярные части с Бейкер-стрит», собирал сведения. Эдгар Лэйрд, натуралист с Цейлона, докладывал, что «одна кобыла, когда-то, по слухам, покрытая ослом, родила через много лет осленка», и что он «знал лично нескольких сук, рожавших щенят, похожих на их прежних возлюбленных», и что он не помнит, были ли у такой-то породы голубей черные полоски на хвосте или нет, но непременно узнает, и что кто-то видел борзую с хвостом баранкой и он, Лэйрд, обязуется узнать все о характере и родственниках этой удивительной собаки.
К 23 сентября стало очевидным, что получается не очерк, а книжища, — это с самого начала предрекал далекий от науки, но хорошо знавший кузена Фокс. Эта книга — «Естественный отбор» («Natural Selection») — не была дописана; она издана лишь в 1975 году под редакцией П. Стауфера. Дарвин рассматривал ее как «набросок» к будущей (никогда не написанной) большой работе, но и в таком виде она гораздо объемнее, чем всем известное «Происхождение видов». Первая и вторая ее главы впоследствии вошли в книгу «Изменения домашних животных», другие девять — в «Происхождение видов». Она полна таблиц, ссылок, написана строже, чем «Происхождение видов», и, как считают исследователи, лучше (часть важного материала, особенно по экологии, в «Происхождение видов» не вошла). С октября до Нового года Дарвин работал над третьей и четвертой главами «Естественного отбора»: писал, что нет грани между видами и разновидностями, приводил гигантский массив фактов по голубям и усоногим (последние не вместились в «Происхождение видов», и поэтому критики Дарвина, не читавшие «Естественный отбор», утверждают, что усоногие будто бы его открытие не подтвердили) и, главное, объяснял, почему две кошки или два кочана капусты отличаются друг от друга.
Гукер, Лайель, Уолластон, даже Оуэн — все допускали, что особи одного вида различны; причины — пресловутые «климат и пища» (возьмите двух щенков одного помета, первого держите в тепле и кормите, второго морозьте и морите голодом — вырастут разными); что касается диких животных, за ними никто никогда не наблюдал, все только предполагали, что если один зверь непохож на другого, значит, «съел что-нибудь». Дарвин не отрицал, что это может иметь значение, но не первостепенное. Он назвал три причины различий. Первая — случающаяся при половом размножении, когда скрещиваются двое, «простая изменчивость»
[17], которой обусловлено то, что «ребенок не похож в точности на своего родителя» (из письма Гукеру от 23 ноября): «различия в родителях и более отдаленных предках» приводят к рождению существа с индивидуальными особенностями. Вторая — «эффекты внешних условий, действующих на родителей и косвенно затрагивающих репродуктивную систему». Третья — «случайная изменчивость»
[18]; она бывает и у бесполых существ, и именно она приводит к появлению новых видов. Непонятно? Давайте переведем на современный язык.
