Она приехала 6 декабря, хотела пробыть неделю, задержалась на две. С женихом каждый день гуляла, ей показалось, что он утомлен и нездоров. 19-го в Геологическом обществе Чарлз слушал доклад Роберта Гранта: тот утверждал, что сумчатые — потомки рептилий. С ним были согласны французский зоолог А. Бленвиль и секретарь Зоологического общества У. Оджил-би. Но остальные высмеяли доклад как «ламаркианскую ересь» (выражение Оуэна). Дарвин за Гранта не вступился и нигде это заседание не комментировал. 21 декабря Эмма уехала, 23-го писала: «Теперь, избавившись от меня, ты бросишь вредные привычки и снова возьмешься за книги…» 26-го: «Мы вчера ходили встречать почтальона, и мне хотелось рычать, когда я увидела, какое короткое твое письмо, но потом успокоилась, потому что оно просто деловое»; жаловалась, что у нее скверное настроение: «Если когда-нибудь увидишь меня в таком состоянии, советую дать мне хорошую затрещину, это мне поможет. До свидания, мой дорогой Чарли Бейтс
[7], до свидания, мой, совсем-пресовсем мой Чарли».
29 декабря он нашел жилье: Аппер-Гауэр-стрит, 12, северная окраина Лондона, близ Риджентс-парка. Привлек его садик, сам дом был так себе: узкий, трехэтажный, в цоколе комната для Ковингтона, на чердаке помещение для женской прислуги, на первом этаже столовая, кабинет, гостиная, наверху — пара спален. Чудный дом: занавески желтые, обои красные, мебель синяя, в саду валялась дохлая собака. Зато место престижное, в соседях врачи, адвокаты, издатели и от Генсло Веджвуда недалеко. Чарлз описал дом Эмме, жаловался на безобразную мебель и дурацкие занавески, рассуждал, где взять хорошую горничную, ни слова страсти — она же сама сказала, что ей нравятся деловые письма. Она отвечала в бешенстве: «Не могу передать, как мало меня волнует мебель. Я не думаю, что надо ждать ту горничную. Возьмешь ли ты Маргарет или кого другого, мне наплевать». На следующий день: «Мне стыдно, что я так скоро пишу опять… Дорогой Чарли, хочу убедить тебя отдохнуть… Поезжай в Шрусбери и подлечись, потом приезжай ко мне и бездельничай… Я буду ревновать, если ты застрянешь в Шрусбери, приезжай на подольше, я уверена, Доктор (Роберт Дарвин. — М. Ч.) не увидит в этом нарушения этикета… Если бы ты знал, как страстно я хочу быть с тобой, когда тебе нехорошо!! Ты не должен думать, что я рассчитываю на вечный праздник, на то, что муж всегда будет мне угождать… мне не трудно будет делать для тебя все, что я смогу. Не хворай, мой Чарли, пока с тобой нет меня, чтобы нянчить тебя и ограждать от беспокойства».
31 декабря 1838 года Чарлз с помощью Эразма переехал, изумляя швейцаров неподъемным багажом (геологические образцы), 1 января писал Эмме: «!!12 Аппер Гауэр Стрит!! 1839-й — первый год нашего брака!!!» И опять о горничных, мебели, занавесках. Эмма, 3 января: «Тебе, должно быть, очень интересно все это: дом, перевозка вещей, подготовка твоего святилища к величайшему приключению, и мне следовало бы помогать тебе и есть твою яичницу с колбасой… Пиши скорей, будь хорошим мальчиком, не забывай меня, не бросай меня».
Он не понимал: чего она переживает? С чего вдруг «не бросай»? Сам он занят по уши: «Птицы», начатые статьи о кораллах и Глен-Рое, беготня по лавкам, наем прислуги, а с домом-то промахнулся, все плохо, рядом Университетский колледж с больницей, где оперирует Листон, который через шесть лет начнет применять эфир, но пока пациенты так страшно кричат, что их слышно на всей улице, да еще грохот железной дороги, магазинов поблизости нет, вечный смог. Эмме описал неудобства с юмором, отчитался о кухарке и занавесках, нанял маляров перекрасить стены. 6 января, книжка «Е»: «Что происходит в мозгу человека, когда он говорит, что любит? Это слепое чувство, сродни сексуальному. Любовь — эмоция, и на нее влияют другие эмоции?» «Рудимент хвоста показывает, что человек первоначально был четвероногим животным. Волосатый, мог двигать ушами… предки всех позвоночных были похожи на моллюскообразное двуполое животное с позвоночником и без головы!!!»
Эмма — Чарлзу, 7 января: «Душенька, мой дорогой, я скучаю…» Он ей — о занавесках. Она, 9-го: «Мой дорогой, я не сержусь, что ты не написал раньше, но я так хочу получать от тебя письма, потому что не надеюсь за всю нашу совместную жизнь получить больше двух или трех… Это грустно. Что касается занавесок, это, конечно, вопрос неимоверной важности… Кэтрин и я спорили, убил ли сэр Вальтер Скотт свою жену. А ты как думаешь?»
Он заехал в Шрусбери на четыре дня, в Мэр на три, 20 января вечером из «Атенея» писал Эмме, на сей раз не только о занавесках — видимо, наконец почувствовал ее страх: «Я надеюсь, ты будешь так же счастлива, как и я, но меня немного пугает, что ты будешь отрезана от семьи… я думал этим утром, как же случилось, что я, так любящий болтать, стал наслаждаться тишиной и уединением; но я полагаю, что объяснение просто и это даст тебе надежду, что я перестану быть грубой скотиной, — дело в том, что пять лет в плавании я получал наслаждение только от одиноких прогулок по лесу или палубе крошечного "Бигля"… я думаю, ты меня облагородишь, научишь меня, что есть большее счастье, чем построение теорий и накопление фактов в одиночестве… Я хочу получить еще письмо, подписанное "Эмма В.", прежде чем ты станешь "Эммой Д."… Я забуду кольца, или ты забудешь постелить постель, или мы потеряем лицензию на брак…»
Она отвечала: «Ты не должен бояться, мой дорогой, что я не буду так же счастлива, как ты, я буду всегда считать 29-е самым счастливым днем, хотя, возможно, не таким уж великим, как ты говоришь… Думаю, главная опасность для меня в том, что я буду вести настолько счастливую, веселую и удобную жизнь, что не буду думать о серьезных вещах, которые есть в этой жизни и в будущей… Полагаю, ты будешь рассматривать меня как экземпляр (не знаю, к какому отряду я принадлежу), будешь сочинять теории обо мне, а если я буду сердиться, ты скажешь: "Что и требовалось доказать"». 24 января Чарлз был избран в Королевское общество, прочел доклад о Глен-Рое, на следующий день умчался в Шрусбери, оттуда писал Эмме, что от хлопот голова кругом, чувствует себя ужасно, но кольца купил, и обещал быть «послушным мужем». 28-го приехал в Мэр.
Утром в день свадьбы влюбленный сделал запись в книжке «Е»: «Дядя Джое говорит, что умные люди выписывают семена из Лондона… Он считает, что одна репа может испортить целую грядку капусты». Венчание провел родственник, Джон Веджвуд, в англиканской церкви Святого Петра. Молодоженов посадили в поезд до Лондона, в вагоне они пообедали бутербродами.
…Целый месяц в книжках не появлялось никаких новых записей.
Глава четвертая.
НЕ ВСЯКОЙ КОШКЕ ПОЛЕЗНО МОЛОКО
Порядок установился такой: Чарлз вставал в семь (Эмма спала), писал (о рифах) до десяти, завтракали, потом он опять работал, после двух гуляли, потом он учил немецкий, вечером шли в гости (Лайели, Оуэны, Холланд, Эразм, Генсло и Фанни Веджвуды) или читали романы (он любил детективные и дамские), Эмма играла ему на фортепиано, резались в триктрак (общий счет партий будет вестись десятилетиями). Ему нравилась эта монотонность. Он таскал ее в зоопарк, она его — на симфонические концерты. К театру оба были довольно равнодушны. Искали подходящую церковь, выбрали унитарианскую, которую посещали молодые Веджвуды. Ковингтон уехал в Австралию, наняли молодого дворецкого Джозефа Парслоу — он прослужит Дарвинам 50 лет. Чарлз нашел кухарку и горничную. Хозяйство было на нем. Жена ничего не умела. Единственным местом, где можно найти ножницы, иголку, конверты, был его кабинет. Дочь вспоминала признание отца: он знал, когда женился, что Эмма не только никудышная хозяйка, но и неряха, но постановил раз навсегда плюнуть на свою страсть к порядку, комфорту и чистоте, чтобы не раздражаться из-за этого всю жизнь.
