По свидетельству флигель-адъютанта свиты императора С.С. Фабрицкого Царская чета часто сетовала: «Лично мне неоднократно пришлось слышать и от Государя и от Императрицы ту же фразу, произносимую всегда с тоской: “Мы хорошо знаем, что стоит нам приблизить к себе кого-нибудь, кто нам так или иначе понравился, чтобы про этого человека начали бы говорить гадости”». (Фабрицкий С.С. Из прошлого. Воспоминания флигель-адъютанта Государя Императора Николая II. Берлин, 1926. С. 54)
Впрочем, я рассмотрел его лицо не сразу. Поздоровавшись с нами и присев на минуту, он встал и некоторое время ходил по комнате своими быстрыми мелкими шагами, бормоча себе под нос какие-то несвязные фразы. Голос его был глух, произношение невнятное.
Мы молча пили чай и следили за ним: М. Г. с восторженным вниманием, я – с недоверием и любопытством.
Наконец, Распутин подошел к чайному столу и, опустившись в кресло рядом со мной, стал пытливо меня рассматривать.
Начался незначительный по своему содержанию разговор. Желая, очевидно, выдержать тон проповедника, просвещаемого силою свыше, он стал говорить в духе поучений. Скороговоркой, часто запинаясь, произносил он тексты из Священного Писания, применяя их без всякой последовательности, и от этого его речь производила впечатление чего-то запутанного, хаотического.
Пока он говорил, я внимательно следил за выражением его лица и заметил, что в этом мужицком лице было действительно что-то необыкновенное. Меня все больше и больше поражали его глаза, и поражающее в них было отвратительным. Не только никакого признака высокой одухотворенности не было в физиономии Распутина, но она скорей напоминала лицо сатира: лукавое и похотливое. Особенность же его глаз заключалась в том, что они были малы, бесцветны, слишком близко сидели один от другого в больших и чрезвычайно глубоких впадинах, так что издали самих глаз даже и не было заметно – они как-то терялись в глубине орбит. Благодаря этому иногда даже трудно было заметить, открыты у него глаза или нет, и только чувство, что будто иглы пронизывают вас насквозь, говорило о том, что Распутин на вас смотрит, за вами следит. Взгляд его был острый, тяжелый и проницательный. В нем действительно чувствовалась скрытая нечеловеческая сила.
Кроме ужасного взгляда, поражала еще его улыбка, слащавая и вместе с тем злая и плотоядная; да и во всем его существе было что-то невыразимо гадкое, скрытое под маской лицемерия и фальшивой святости.
М. Г. была очень взволнована присутствием Распутина. Глаза ее блестели, на щеках появился нервный румянец. Она, так же как и ее мать, не спускала с него глаз и затаив дыхание ловила каждое слово «старца».
Но вот он встал, окинул нас всех притворно любящим и ласковым взглядом и, обращаясь ко мне, произнес, указывая на М. Г.:
– Какого ты в ней друга имеешь верного. Слушать ее должен, а она твоя духовная жена будет. Да… Хвалила она мне тебя, рассказывала, а теперь и сам вижу, что очень вы оба хороши вместе, подходящие вы друг другу… А ты, милый, не знаю, как звать тебя по имени, далеко пойдешь, ох как далеко!
И с такими словами Распутин вышел из комнаты.
Я тоже уехал весь под впечатлением встречи с этим странным и загадочным человеком.
Через несколько дней я узнал от М. Г., что Распутину я очень понравился и он хочет снова со мной встретиться.
II
В скором времени, после моей первой встречи с Распутиным, я уехал в Англию и поступил в Оксфордский университет.
[227]
Однажды в разговоре с одной английской принцессой,
[228] состоявшей в близком родстве с императрицей Александрой Федоровной, зашла речь о Распутине. Принцесса с большим интересом и волнением слушала мои рассказы о нем.
В более поздних мемуарах Феликс Юсупов писал о свидании с Викторией Баттенбергской:
«На следующий день я был приглашен завтракать к принцу Людовику Баттенбергскому. Принцесса долго меня расспрашивала о Распутине. То, что она услышала о его влиянии на сестру, ее возмутило. Она была слишком умна, чтобы не почувствовать катастрофу, угрожающую нашей стране. Узнав о моем намерении поступать в один из английских университетов, она посоветовала сходить к ее кузине, принцессе Марии-Луизе Шлезвиг-Гольштейнской, и к архиепископу Лондона, уверяя меня, что оба могут быть мне полезны. Я без промедления последовал ее совету. У принцессы и у архиепископа я встретил самый сердечный прием. Они живо советовали мне поступать в Оксфордский университет. Позднее, когда я был студентом, оба любезных советчика частенько навещали меня. Архиепископ познакомил меня с молодым англичанином Эриком Гамильтоном, который должен был поступать в Оксфорд одновременно со мной и в тот же колледж. Этот очаровательный юноша, с которым я сохранил дружеские отношения, сейчас капеллан королевского собора в Виндзоре». (Юсупов Ф. Перед изгнанием: 1887–1919 / Пер. с франц. О. Эдельман. М., 1993. С. 102)
Будучи женщиной очень умной, она тогда уже понимала всю опасность Распутина для России в виду его близости ко двору. В немногих словах она обрисовала духовный облик императрицы Александры Федоровны и высказала опасение, что некоторые свойства характера русской Государыни, особенно ее склонность к болезненному мистицизму, могут создать тяжелые осложнения в будущем, если Распутин по-прежнему останется близок к Царской семье.
Известный царедворец генерал-лейтенант А.А. Мосолов (1854–1939) делился в своих воспоминаниях впечатлениями о духовном облике Государыни:
«Скажу несколько слов и о религиозных настроениях Александры Федоровны.
Православная обрядность очень понравилась ей, еще когда она была совсем юною принцессой. Ее стали постепенно подготовлять к переходу в нашу веру, и она, действительно, к ней обратилась. <…>
Я часто имел случай видеть императрицу на церковных службах. Она обычно стояла как вкопанная, но по выражению ее лица видно было, что она молилась. Когда отец Александр (Васильев) стал ее духовником, он громко читал все молитвы, даже обычно читаемые вполголоса в алтаре. Царица очень любила его службу и выстаивала ее всю. Заболев, она слушала службу из своей молельни <…>. В Царском Селе Александра Федоровна любила ходить молиться в темные приделы Федоровского собора, ею же построенного. Мистическое настроение императрицы с годами прогрессировало: ко времени появления Распутина она уже была подготовлена к тому, чтобы попасть под любое влияние». (Мосолов А.А. При дворе последнего императора. Записки начальника канцелярии министра двора. СПб., 1992. С. 105–106)
