“Вот смотрите, как они держат себя просто здесь, в Ялте, – сказал капитан Руднев, когда автомобиль отъехал, – а попробуйте подойти к ней же там, в Петербурге, так тебя так шугнут, что долго еще потом будешь помнить”. Капитан Руднев был сыном московского городского головы, служил в гвардейском стрелковом полку и потом вращался среди общества офицеров петербургской гвардии. В санатории мы с ним подружились, и он делился со мною мыслями о том, что видел и что слышал.
К сказанному выше небезынтересно добавить описание некоторых черт быта Юсуповых, этих богатейших людей России, представители которых уже более сорока лет исчезли из нашей страны.
Кроме “Кореиза” Юсуповы владели в Крыму еще имением “Кокозы” у Ай-Петри. В Петрограде имели дворец на Английской набережной, в Москве – другой дворец близ Красных Ворот, а также знаменитое “Архангельское” в Подмосковье, где ныне созданы военный санаторий и музей. Говорят, что в Петербургском дворце при гардеробной имелась комната специально для обуви, в которой хранилось 3 тысячи различных туфель и ботинок, принадлежащих княгине Юсуповой. Если в те времена мало кто имел собственные автомобили, то в “Кореизе” у Юсуповой было несколько легковых машин. При себе они обычно денег никогда не носили, за исключением мелочи серебром для подачи нищим, а если что приобретали в магазинах, то распоряжались доставлять им купленное на дом»
[131].
Семейство князей Юсуповых так же часто проводило летнее и осеннее время отдыха в своих имениях в Крыму. Молодая княгиня Ирина Александровна несколько отличалась от других членов Императорской фамилии, прежде всего независимостью и самостоятельностью своих поступков. Ее мало беспокоило мнение великосветского общества. Так, например, в 1916 г. она посетила в Крыму семью великого князя Павла Александровича (1860–1919), который был женат морганатическим браком на О.В. Пистолькорс и некоторое время находился в опале. Однако Царская семья, в конце концов, признала этот брак и супруга великого князя Ольга Валерьяновна получила 18 августа 1915 г. титул княгини Палей. Ирина написала Феликсу об этом визите: «Я поехала с мама (великой княгиней Ксенией Александровной – В.Х.) в Семеиз к чаю, к дяде Павлу и к тете Палей. Перед этим они были у мама, мне ужасно нравятся их девочки… Тетя Палей меня все время приглашала непременно к ней приехать зимой. Я сказала, что приеду и приеду!!!» Хотя Ирина хорошо знала, что Императорский Двор не одобряет морганатического брака великого князя Павла Александровича.
Однако прохладное отношение Императорского Двора все-таки семью великого князя Павла Александровича и княгини О.В. Палей тоже не очень смущало. После отдыха в Крыму они были 26 ноября 1916 г. на дне рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны в Киеве. Там их к себе в гости и для делового разговора пригласил великий князь Александр Михайлович. Княгиня О.В. Палей так описала в воспоминаниях это свидание: «На другой день мы с мужем и сыном поехали обедать к великому князю Александру. В Киеве находился он в качестве организатора авиации Русской армии. При нем была свита и штаб, князь Мюра в том числе. Обед прошел весело, но под конец великий князь, сделал нам знак, что хочет поговорить с нами, со мной и мужем, с глазу на глаз. Говорил он долго и ярко, как человек убежденный. Описал опасность, нависшую над монархией и, стало быть, над всей Россией. Перечислил упреки в адрес императора и особенно императрицы. Все беды, по его мнению, коренились в Распутине. Старец в те дни, за месяц до гибели, был всемогущ. Великий князь Александр пересказал нам слухи о его непристойном поведении и сообщил об отставке генерала Джунковского. Шеф жандармов был изгнан за то, что пытался, зная факты, раскрыть Их Величествам глаза. Мало того, был заменен Сазонов на Штюрмера, распутинского протеже. Сама фамилия Штюрмера возмущала, как все немецкое. Национальный шовинизм в те дни распирал Россию. Великий князь Александр не сказал великому князю Павлу ничего нового. Павел внимательно выслушал и спросил, к чему весь этот разговор. К тому, отвечал Александр, что семья рассчитывает на Павла. Императору он самый близкий из родни и самый любимый, притом единственный живой, из дядьев.
– И ты, – заключил он, – как только приедешь в Петербург, должен повидаться с ними и высказаться начистоту. Мой брат Николай Михайлович переговорит с тобой обо всем на месте. Соберите семейный совет с нами и с тремя Владимировичами (сыновья покойного великого князя Владимира). Время не ждет. Начнется заварушка, и все полетит в тартарары.
Разговор с великим князем Александром длился на самом деле гораздо дольше и донельзя взволновал нас. Да, опасность близилась семимильными шагами. Мы и сами давно это знали, хоть и не смели в том признаться. Но признаки близкой катастрофы были налицо. Война множила горе и недовольство. Смерть разбивала сердца и рушила семьи. Цены росли не по дням, а по часам. Армия была обескровлена: лучшие воинские части, отборные и преданные царю, погибли в 1914-м в Восточной Пруссии, в 1915-м – в Карпатах и в 1916-м – в Волыни, а в новых войсках сеяли революционную заразу кадеты. Господа Милюков, Керенский и Гучков со товарищи только и делали, что расшатывали основы империи. Гучков сказал: “Черт с ней, с победой, лишь бы скинуть царя!” И то, что Распутин якобы верховодит при дворе, было господчикам этим как нельзя на руку. Какие только гадости не говорили, какие небылицы не плели про Государыню! А она, бедная, ничему не хотела верить! Распутин так и остался в ее глазах святым, страстотерпцем, оклеветанным и гонимым, как первые христиане-мученики»
[132].
Великий князь Павел Александрович вместе с супругой 16 ноября выехали из Киева в Царскую Ставку (Могилев). Далее княгиня О.В. Палей делилась воспоминаниями:
«Пока мы были в Могилеве, великий князь Дмитрий, неся службу при императоре, чуть не всякий день обедал у нас и ужинал. Вечно в курсе всех военных и штабных дел, вообще большой умница, схватывал на лету, умел наблюдать, видеть суть и делать выводы. В свои двадцать пять не мальчик, но муж. Он тоже предвидел российскую катастрофу и не раз говорил о том и с Государем, и с отцом. Помню, однажды в Могилеве, когда мы пили чай, он вздохнул:
– Ох, мамочка, если бы вы знали, что будет!
Я не знала, что именно будет, и спросила, но ответа не получила. А спустя три недели узнали сами. <…>
Муж не забыл обещания, данного великому князю Александру. Семейный совет состоялся у великого князя Андрея Владимировича во дворце на Английской набережной. Всем собранием постановили, что великий князь Павел, как старший в семье и самый любимый Государев родич, примет огонь на себя. Поговорит с Государем от имени всех. Но я видела, как Павлу не по себе. Он прекрасно понимал, что дело это тяжкое и неблагодарное, а надежды убедить Государя – ни малейшей. И все-таки 3 декабря, как только Царская семья вернулась из Могилева, он попросил аудиенции и был принят в тот же день, за чаем.
