Я никогда не забуду, как в коридоре больницы появилась команда людей, которые должны были меня транспортировать к самолету… Настоящая команда спасателей… В оранжевых жилетах… и с черными пейсами. Я помню огненное солнце и горячий воздух, которые с непривычки обжигали мое лицо, глаза, губы… и мне это нравилось. Это было в аэропорту. Это был день, когда я полюбила солнце до слез. Я никогда не забуду человека по имени Бенджамин, который трепетно поддерживал меня под обе руки и помогал сделать несколько шагов по салону самолета. Мне нужно было дойти до специальной подвесной кровати, которая находилась за ширмой и позволяла не встречаться глазами с пассажирами рейса, которые летели во Франкфурт. Мне почему-то казалось, что они должны были быть крайне недовольны. Рейс из-за меня задержали, и задержали надолго. Я помню, как мы приземлились… и все пассажиры без исключения проходили мимо меня: кто-то старался не встречаться глазами со мной и мамой, кто-то опускал голову и чувствовал себя неловко, но большинство из них останавливались возле меня, желали удачи, говорили теплые слова, старались поддержать. Одна женщина даже пообещала, что поставит за меня свечи. Мне казалось, что я сойду с ума… Я была до слез благодарна этим людям, но меня убивала одна единственная мысль: мне хотелось быть на их месте и просто выходить из самолета.
В аэропорту Франкфурта нас ожидала машина скорой помощи, профессиональный водитель и сопровождающий врач. Нас ждал Эссен.
P.S. Когда-нибудь я обязательно сдержу слово, данное добродушному таксисту из Тель-Авива… Полечу в Израиль… на этот раз в качестве туриста. Я буду наслаждаться горячим солнцем и каждую секунду повторять про себя «спасибо». Тем более, в Иерусалиме остались мои брюки от «Diadora»…
1 июля 2003 года
Like a clock whose hands are sweeping
past the minutes of its face,
And the world is like an apple
whirling silently in space,
Like the circles that you find
in the windmills of your mind[54].
– Юлька, привет… я тебя очень давно не видел… ты уже взрослая девушка… хорошо выглядишь, – Он говорил как-то смущенно, учитывая обстоятельства, при которых мы снова встретились.
– Привет… Геночка. И я тебя очень давно не видела… Ты очень красивый. Тебе идет белый цвет, – мне было очень трудно скрывать свое волнение, потому что я прекрасно знала, что меня забрали из этой ужасной больницы только благодаря Ему. И я знала, что частный самолет, на котором мы с мамой будем лететь в Израиль, тоже организовал Он… и мою визу… и все остальное… я знала, что израильского консула в праздник забирали с дачи для того, чтобы мне поставили эту визу… я знала, что Толик – водитель Гены, который панически боялся летать на самолетах, несмотря ни на что забрал в Киеве мой паспорт. Я знала, что мы ждем, пока он прилетит из Киева, передаст нам паспорт, и мы сразу же частным самолетом улетим в Тель-Авив – я все это знала, но искренне не понимала, к чему такая спешка.
– Знаешь, у меня скоро день рождения… восемнадцать лет… и я до сих пор не знаю, как его отмечать… и успею ли я вернуться. – Мне очень хотелось поговорить о каких-то «земных» проблемах…
– Да, Юленька, знаю… В Израиле очень хорошая клиника… лучшие специалисты со всего мира… они быстро поймут, что с тобой и вполне возможно, что ты уже через несколько дней вернешься домой. – Он тщательно подбирал каждое свое слово.
– Да… было бы здорово… знаешь… «Канатная» – ужасная больница… там все какие-то злые, агрессивные, и они толком ничего не говорят… спасибо, что забрал меня оттуда… и этот врач, который летит с нами в Израиль… он даже не мог мне с пятого раза вставить в горло какую-то трубку, психовал и говорил, что я сама во всем виновата, потому что не могу спокойно лежать… Нельзя его где-то потерять?
– Пусть летит. А там посмотрим… – Он улыбался.
– Генка, а если я вернусь к своему дню рождения, ты отметишь его со мной?
– Конечно. Даже если вернешься на день позже, все равно отметим. Будем курить дорогие сигары. Мама мне сказала, что ты куришь…
– Да… бывает… когда-нибудь брошу… – Мне очень нравилось говорить в будущем времени, потому что у меня были определенные сомнения по поводу своего собственного. – Геночка… я могу тебе верить?
– Да, – Он произнес это не просто уверенным голосом. Это было написано в Его глазах. В отличие от всех остальных глаз, которые я видела до встречи с Ним.
И я поверила. Только Ему. Он крепко обнял меня, поцеловал, я даже не расплакалась, и мы с мамой зашли в VIP-зал Днепропетровского аэропорта. Это был первый раз, когда я летела через VIP. Это был первый раз, когда я обнимала папу и чего-то боялась…
У меня всегда была мечта полетать на частном самолете. Мне все было интересно: приятный экипаж, молоденькая стюардесса-турчанка, маленький комфортный салон… я, мама… и врач, которого я невзлюбила после того, как он обращался со мной в инфекционном отделении Днепропетровской больницы… Мне правда хотелось, чтобы он потерялся и исчез… Меня раздражало каждое его слово, каждый жест, мимика – абсолютно все… Я с детства чувствовала людей и мне казалось, что он не заслуживает того, чтобы лететь в этом прекрасном самолете… Я еще не понимала, в чем причина моего «тяжелого состояния», но я точно знала, что этот человек сопровождает нас на случай, «если что-то пойдет не так». А еще я знала, что он ничем мне не поможет, «если что-то все-таки пойдет не так», потому что он даже с седьмой попытки не смог вставить катетер в мою шейную артерию, и я не выдержала и заорала: «Мне больно. Давайте я сама вставлю. Расскажите, как». А когда мне рассказали, сколько заплатили этому человеку за мое сопровождение…
Стюардесса-турчанка с очаровательной улыбкой подошла к нам и предложила йогурты и красивые зеленые яблоки, которые я просто обожала. Моему счастью не было предела. Я уже несколько дней толком ничего не ела, а йогурты оказались моими любимыми: немецкие, фирмы «Zott», виноградные с миндальной крошкой. Я радостно улыбнулась, поблагодарила ее, взяла яблоко и попросила у нее пару йогуртов.
– Тебе нельзя, – раздался голос моего сопровождающего.
– Почему нельзя? Вы мне сами сказали, что мне нельзя только «красное» и «желтое», запрещали мне есть помидоры и пить банановый сок. И меня последние несколько дней кормили яблоками и йогуртами. Почему сейчас нельзя?
– Потому что пока неизвестно, что с тобой. – Он даже не смотрел на меня. Он смотрел на яблоко.
– А вчера было известно? Почему вчера мне можно было пить яблочный сок из тетрапаков, а сегодня я не могу съесть натуральное яблоко? Я умираю от голода. – Я чувствовала, что начинаю заводиться.
– Потому что я сказал, что нельзя. – При этом он забрал у меня яблоко… и надкусил его.
Это был самый громкий хруст яблока в моей жизни. Он остался в моей памяти. Он довел до кипения мою кровь.
Йогурты, естественно, он мне тоже запретил. На протяжении всего полета этот человек грыз яблоки и ел мои любимые йогурты… и заботливо интересовался, все ли у меня нормально. Да. У меня все было отлично.
