– Нет, Ира, ты вообще понимаешь… он с ней флиртует, – обратилась Мара по-русски к маме.
Эта фраза вызвала взрыв моего смеха. Мара очень уважала моего профессора, но в глубине души его недолюбливала.
– Профессор Брольш, скажите мне… а когда я смогу улететь домой? – спросила я с замиранием сердца.
– Смотри… я отпущу тебя домой только тогда, когда буду уверен на сто процентов в том, что в Украине тебе не грозит опасность, – серьезно ответил он.
– Но такого никогда не будет, – грустно пошутила я.
– Пойми… ты попала ко мне в руки. Я видел твое состояние. И это большое счастье, что над тобой успели поработать израильские специалисты к тому моменту, как ты сюда прилетела. Иначе, ты сама понимаешь, что было бы. Я с самого начала был с тобой честным и откровенным, и ты сама говорила, что ценишь это. Так вот и сейчас я с тобой откровенен. Я могу отпустить тебя домой хоть завтра. Но если завтра у тебя начнется насморк, тебе придется лететь в Германию. Ты этого хочешь?
– Нет, – тихо сказала я.
– Поживешь пару недель у Мары… я знаю, что она забирает вас к себе в гости. Будешь периодически ездить к нам. И если все будет нормально, то через две-три недели я отпущу тебя домой. Я прекрасно понимаю, что ты молодая девочка и скучаешь по папе, друзьям, учебе и всему прочему. Но придется потерпеть. Ладно? – Он не улыбался.
– Да… пару недель, так пару недель… но дело не в друзьях… И лучше действительно не загадывать наперед… Когда мне первый раз сказали, что «через неделю выпишут», у меня тут же поднялась температура сорок из-за какой-то мизерной инфекции. То же самое было с мамой, за день до того, как вы собирались отправить ее в «Sheraton». – Я с грустью посмотрела на маму, – Пусть идет, как идет. Я с вами согласна. Расскажите мне об ограничениях…
– У тебя нет никаких ограничений. – Брольш улыбнулся. – Я сделал из тебя здоровую девочку, а тебе остается только стать счастливой.
– Вообще никаких? – Я не могла поверить своим ушам.
– Полгода никакого алкоголя. Курить разрешаю. Тем более, ты уже сделала мне замечание, что «не стоит рассказывать о вреде курения, когда куришь сам». – Он смеялся. – Через два месяца можешь бегать по утрам, только не переусердствуй сразу… через полгода разрешаю выйти на теннисный корт. Никаких митингов, забастовок… и дискотек. Хотя бы первое время. Полгода не беременеть. Ни в коем случае.
– А секс? – Я смотрела на него в упор.
– Что секс? – засмеялся он. – Тебе рассказать, как заниматься сексом и не беременеть?
Мара снова бросила строгий взгляд на маму, которая в тот момент смотрела на меня самыми любящими глазами в мире.
– Да нет… я имею в виду, когда мне можно будет заниматься сексом? – В отличие от моего профессора, этот вопрос почему-то тогда меня волновал.
– Ну… завтра… конечно, не следует этого делать. – Он продолжал хохотать. – Через два месяца.
– Через СКОЛЬКО? – я даже привстала со стула.
– Два месяца. Чего ты? – удивленно спросил мой профессор.
– Как два месяца? А раньше нельзя?
Мара закашлялась. Думаю, что на этот раз дело было не в красных «Мальборо», которые она подкуривала, предварительно не затушив предыдущую сигарету… В этом мы с ней были очень похожи… Она серьезно посмотрела на мою маму и сказала по– русски:
– Ира… учи английский… Теперь она с ним торгуется по поводу секса.
Мама от души рассмеялась. Я перевела все профессору Брольшу, которого тоже забавлял этот интернациональный диалог.
– Джулия, – произнес он уже без улыбки, – пойми, тебе повезло… очень… не знаю, как… ты одной ногой была «там», а если честно, то двумя… Поэтому не стоит расстраиваться из-за того, что твоему бойфренду придется подождать пару месяцев… И, поверь мне, у тебя будет очень много бойфрендов… Но не один из них не стоит того, чтобы ты рисковала из-за них своей жизнью. – Мне показалось, что его глаза стали влажными.
– Согласна. – Я поставила точку в своем безрассудстве, но подмигнула своему профессору.
– Мара, ей нужно быть дипломатом, – обратился он с улыбкой к Маре.
– Сначала ей нужно вправить мозги, а потом уже будет дипломатом. – Мара нежно меня обняла.
Профессор Брольш весело сообщил, что у моей мамы нет вообще никаких ограничений и ей, в отличие от меня, не нужны никакие медикаменты и препараты, что очень меня обрадовало. Мы распрощались и условились с ним, что через неделю, если все будет идти так же хорошо и гладко, я приеду в клинику из Дюссельдорфа. Он также поставил мне четкое условие, что сможет отпустить меня домой только в том случае, если я первый год буду летать на обследования с периодичностью в два-три месяца… и приглашу его на свою свадьбу.
Уже на выходе из кабинета я повернулась и сказала:
– Профессор Брольш, спасибо… что сдержали слово… – голос как обычно дрогнул.
– Не за что. Ты это заслужила, – улыбнулся он.
– Профессор Брольш… а может, все-таки через месяц можно?.. Тогда очень скоро приглашу на свадьбу…
Мара шутливо толкнула меня к выходу, и за моей спиной раздался взрыв смеха человека, который две-три недели назад боролся за мою жизнь.
Мара забрала нас с мамой к себе домой. Дюссельдорф… Город, который стал моим кам-бэком к жизни. Мара познакомила нас со своей прекрасной семьей. С одним человеком я была уже знакома… Марек… ее муж. Человек, который по страшному совпадению дважды прошел через «мою историю», и стал моим своеобразным наставником и примером для подражания. Каждый вечер Марек готовил итальянскую пасту, капрезе, ризотто… Он был настоящим эстетом, гурманом и истинным ценителем красоты… жизни. Для него было важно, насколько сочетается цвет болгарского перца с листьями салата айсберг или рукколы, которые уже находились на дне прозрачной посуды. Если не хватало желтого – салат не котировался и его нельзя было подавать на стол до тех пор, пока кто-нибудь не съездит в супермаркет и не купит желтый болгарский перец. Марек опекал и оберегал меня и маму. Его отношение ко мне можно было сравнить с обращением с каким-то нежным, пострадавшим от сильного ветра цветочком. Он лелеял меня и делал все возможное для того, чтобы отвлечь от разных мыслей, которые поневоле возникали в моей в голове. Впереди была неизвестность, а Марек ее уничтожал своим «bene» или «очень хорошо», произнесенным с сильным акцентом. Я познакомилась с Микки и Майей – детьми Мары и Марека… Микки рассказывал мне о модных ночных клубах и европейских тусовках и обещал взять меня с собой, «когда мне разрешат». Майя… великолепная девочка… воспитанная… темпераментная… мы обсуждали с ней бойфрендов и проблемы, связанные с учебой… Они словно погружали меня в мой знакомый, но недавно забытый мир, который я изо всех сил пыталась вспомнить. Этот мир жил в моей памяти, но как будто умер… Необъяснимое ощущение: потерять то, что когда-то любила и чем дорожила… и ни капли не жалеть об этом, потому что приобрела что-то совсем другое… новое… важное… лучшее… незаменимое. В моей жизни снова появился Он…
