Гарри Клайн – доктор философии, человек умный и нетривиально мыслящий, и такой ответ его не устраивал. Поэтому в течение двух часов он снова и снова заставлял пожарного вспомнить события того дня, чтобы разобраться, что знал и чего не знал лейтенант. «Во-первых, огонь вел себя не так, как предполагается», – рассказывает Клайн. Пожары на кухне реагируют на водяную струю. А этот не реагировал. «Во-вторых, когда они перешли в гостиную… – продолжает Клайн. – Он сказал мне, что всегда держит наушники поднятыми, чтобы ощущать температуру пламени, и удивился, насколько раскаленной была комната. Пожар на кухне не мог дать такую высокую температуру. Я спросил его: “Что еще?” Опытный человек всегда замечает не только то, что есть, но и то, чего нет, и мой пожарный машинально отметил, что огонь не был шумным. Он был тихим, и это было неестественно, учитывая, каким сильным был жар».
В ретроспективе все эти отклонения складываются в абсолютно логичную картину. Огонь не реагировал на струю воды в направлении кухни, поскольку его эпицентр был не в кухне. Он был тихим, потому что звук заглушался полом. В гостиной было жарко, так как огонь был прямо под этой комнатой и жар поднимался вверх. В тот момент, однако, лейтенант не старался увязать все эти факты. Все его мышление происходило за закрытой дверью бессознательного. Это великолепный пример метода тонких срезов в действии. Внутренний компьютер пожарного моментально и без усилий обнаружил закономерности в хаосе. Но, несомненно, самый поразительный факт того дня – спасение людей за секунду до катастрофы. Если бы лейтенант остановился и начал обсуждать со своими подчиненными ситуацию, если бы он предложил им поговорить и разобраться, что происходит, иными словами, если бы он поступил так, как, мы считаем, должны поступать руководители, чтобы решить сложную проблему, он заблокировал бы свою интуицию, и все они погибли бы. Интуиция спасла им жизнь.
Это именно та ошибка, которую совершили «синие» во время учений Millenium Challenge. Согласно их системе, командиры должны были все время останавливаться и устраивать обсуждение, чтобы прояснить ситуацию. Это было бы прекрасно, если бы перед ними стояла задача, требовавшая логики. Ван Рипер ставил перед своими подчиненными совсем другую задачу. “Синие” полагали, что могут прослушивать линии связи Ван Рипера, а он стал рассылать пакеты с курьерами на мотоциклах. Они думали, что без радио он не сможет поднять свои самолеты, а он применил забытую технику времен Второй мировой войны и воспользовался световыми сигналами. Они думали, что он не сможет отследить их корабли, а он вывел в залив малые торпедные катера. И когда полевые командиры Ван Рипера внезапно атаковали, «синие» поначалу восприняли это как обычный «пожар на кухне», однако в нем было что-то такое, чего они никак не могли уложить в свои уравнения. Им надо было решить задачу на интуицию, но их способности к озарению были подавлены.
«Я слышал, что у “cиних” были постоянные долгие совещания, – рассказывает Ван Рипер. – Они все пытались понять, какова же реальная ситуация. У них еще были карты со стрелками в разные стороны. Помню, я подумал: стойте – они что, занимаются этим во время боевых действий? Еще у них были все эти сокращения. Аспекты государственного влияния делятся на дипломатические, информационные, военные и экономические, в результате получается аббревиатура DIME
[13]. Они постоянно твердили об этих десятицентовиках! Инструменты делятся на политические, военные, экономические, социальные, инфраструктурные и информационные – аббревиатура PMESI. И вот так они вели все эти жуткие разговоры, сравнивая наши DIME со своими PMESI. Мне хотелось заткнуть им рты. О чем вы говорите? Вы сами знаете, что запутались в прототипах, матрицах, компьютерных программах, и конца этому не видно. Они так увлеклись механизмами и процессами, что ни разу не взглянули на проблему в целом. Они разодрали идею на части и перестали понимать ее».
«Системная оценка оперативной обстановки – это механизм, который должен был дать нам возможность видеть все и знать все, – признавал позже генерал-майор Дин Кэш, один из руководителей JFCOM. – Что ж, по всей видимости, этот механизм не сработал».
4. Кризис в неотложке
На Уэст-Харрисон-стрит в Чикаго, в двух милях к западу от центра города, стоит вычурный дом длиной в целый квартал. Этот дом спроектирован и построен в начале XX века. В течение почти ста лет в нем находится больница «Кук Каунти». Именно здесь впервые в мире был создан банк крови, здесь впервые была применена терапия на основе гамма-излучения, здесь хирурги однажды заново пришили четыре отрезанных пальца. Здешний центр травматологии был настолько знаменит (и так занят лечением огнестрельных ран и увечий, нанесенных местным гангстерам), что вдохновил киношников на создание телесериала ER («Скорая помощь»). В конце 1990-х годов больница «Кук Каунти» начала проект, благодаря которому может получить признание, достойное ее прежних достижений. В «Кук Каунти» изменили систему диагностики при обращении в отделение неотложной помощи с жалобами на загрудинные боли. Объяснение того, как и почему это было сделано, – еще один путь к пониманию триумфа Пола Ван Рипера во время учений Millenium Challenge.
Большой эксперимент в больнице «Кук Каунти» начался в 1996 году, через год после того, как Брендан Райлли перебрался в Чикаго, чтобы возглавить лечебное отделение больницы. В учреждении, унаследованном Райлли, царил хаос. Являясь главной больницей города, «Кук Каунти» стала спасением для сотен тысяч чикагцев, не имеющих медицинской страховки. Средств едва хватало. Огромные отделения больницы были построены еще в прошлом веке. Отдельных палат не было, пациенты были отделены друг от друга тонкими фанерными перегородками. Не было кафетерия и телефонного коммутатора – один таксофон на всех в конце коридора. Согласно легенде (очень правдоподобной), однажды врачи научили местного бездомного производить несложные лабораторные анализы, потому что не могли никого найти на должность лаборанта.
«В прежние времена был всего один выключатель, – рассказывает один из врачей больницы, – и если вам надо было осмотреть пациента ночью и вы включали свет, он зажигался во всем отделении. Светильники возле каждой койки были установлены примерно в середине 1970-х годов. Кондиционеров не было, а были установлены вентиляторы, так что можете себе представить, какой стоял шум. Тут было полно полицейских, поскольку в “Кук Каунти” привозили пациентов из тюрем, и здесь можно было увидеть больных, прикованных к койкам. Пациенты приносили сюда телевизоры и радиоприемники и включали на полную громкость. Люди выходили в коридор посидеть, как на порог своего дома летним вечером. На каждое отделение было по одному туалету, поэтому пациенты бродили со своими горшками. А еще были звонки для вызова медсестры. Разумеется, сестер не хватало, поэтому звонки раздавались беспрерывно, они звенели и звенели. Попробуйте прослушать чье-то сердце или легкие в такой обстановке! Это был сумасшедший дом».
Брендан Райлли начал свою карьеру в медицинском центре Дартмутского колледжа – в красивой, оборудованной по последнему слову больнице, уютно разместившейся среди овеваемых бризом холмов Нью-Гемпшира. Уэст-Харрисон-стрит – совсем другой мир. «Первое лето я здесь провел в 1995 году. Тогда в Чикаго стояла жара, убившая сотни людей, а в больнице, разумеется, кондиционеров не было, – вспоминает Райлли. – В помещениях “Кук Каунти” температура достигала 50 °С. У нас были пациенты (тяжелобольные пациенты!), которые боролись за жизнь в таких условиях. Первое, что я сделал, – пригласил даму из городской администрации и заставил постоять в центре одной из палат. Дама выдержала примерно восемь секунд».
