Сложнее было доказать свое право на принцессу Стефану, уже сменившему на престоле погибшего короля. Тот с радостью принял посла из дружественного государства, но как только узнал суть дела, с которым приехал Лютинг, отказался ему способствовать.
— Не собираюсь выдавать замуж малолетнюю сестру против ее воли, повинуясь темным предрассудкам! А даже если и выбрал бы тебя в ее суженые, пока слишком рано говорить о помолвке, — твердил принц разгневанно.
О велении судьбы и провидческих знаках толковать было бесполезно. Пока однажды Стефан сам в них не убедился. Всего раз он отправился с Таальвеном к вещунье, и то, потому что привязался к благородному юноше. Ведь будущий приморский владыка около трех лет наведывался к нему, да еще присягнул на верность королевству Северин.
Оказавшись в приморских землях с визитом, брат Изольды долго отнекивался. Но в конце концов, из уважения к другу, который верил в свое предназначение, будто оно уже свершилось, Стефан вошел в низенькую задымленную хибару ведуньи. Он пробыл там лишь четверть часа, но, когда вернулся, взгляд серых глаз был задумчивым и серьезным. На следующее утро принц дал королевское обещание, что через пять лет выдаст сестру замуж за Лютинга…
— Уж больно тихо, — прервала вереницу воспоминаний Изольда.
Она брела среди необычных домиков, украдкой рассматривая, как устроена жизнь в деревеньке отшельников. Слева промелькнула миниатюрная кузница. Горна за закрытой дверью было не видать, зато у самого крыльца примостилась разбитая старинная наковальня, щипцы, мотыги и топоры были аккуратно расставлены под стеной.
По правую руку скрипел треснутым воротом колодец. Каменный парапет спрятался под соломенной шляпкой. Чуть дальше перед хижиной были сложены кособокие плетеные корзины. За соседним забором коза вяло щипала весеннюю траву.
— Может, жители ушли готовиться к празднику? — вертя головой во все стороны, предположил Таальвен.
Странно не встретить ни единой души в такой маленькой деревне. В окрестностях ни леса, ни реки, на всю округу — дюжина деревьев, за которыми не укроешься. Долина видна как на ладони. Куда же подевались люди?
Правда выяснилась очень скоро. Постепенно путники стали замечать на себе колючие жадные взгляды. Вот дверь хлопнула, стоило им поравняться с празднично убранным двором, а вон сухая, как соломинка, бабка проводила их голодными глазами до поворота. Кто-то укрылся за стеной, неприветливо бормоча вслед, или затаился у вязанки хвороста, сложенной посреди двора.
Выходит, люди здесь были, да только вели себя крайне необычно. Жесткие, изрезанные морщинами лица мелькали и тут же отворачивались. Беззубые рты кривились в ухмылках.
Глядя, с каким усилием дается Таальвену Валишеру каждый шаг, Изольда призадумалась, не повернуть ли обратно. Но от этой мысли сердце болезненно сжалось, а на плечи навалилась тяжесть.
Потому принцесса и не свернула с пути, хотя холодный озноб то и дело пробегал по спине. Чудилось, что из-за покосившегося сарая вот-вот выскочит призрак или чудовище. Но вместо него появилась дворняга — до того жалкая и измученная, что Изольда пожалела прогонять ее.
— А ну, брысь! — прошамкала желчно скрюченная старуха, выскочив на дорогу. И, убедившись, что собака сгинула в кустах, залебезила услужливо: иди, иди девочка. Тебя заждались.
Она поудобнее перехватила клюку и натянула на лоб платок, прикрывая слезящиеся глаза, что буравили тонкую девичью фигурку. Но стоило Изольде взглянуть бабке в лицо, та потупилась и ухватилась рукой за один из амулетов на шее.
— Чур меня, чур, да не приворожит ведьма, да не собьет с пути, да не спутает мыслей…
Девушка смущенно отступила.
— Может, вернемся? — Лапы Таальвена сводило судорогой. Казалось, они способны обратить хозяина в бегство без его согласия. Тревожный гул никуда не исчез, напротив — превратился в хриплое бормотание, походившее на молитву.
Но принцесса молчала, с каждой минутой впадая в какой-то полутранс. Оставалось лишь следовать за ней, то и дело озираясь на хуторян с озлобленными лицами.
Теперь волк замечал их повсюду — за приоткрытыми дверями, у щелей в источенных ветром каменных стенах. Сгорбленные старики прятались, словно крысы, по темным углам, звериные взгляды неприятно вспыхивали.
Лишь пара человек осмелилась выйти на дорогу, чтобы посмотреть вслед путникам, и то, когда они отошли на добрых четверть версты. Такое поведение страшно раздражало Таальвена.
Наверное, он бы давно дал деру, ухватив принцессу за подол платья, если бы мог соображать ясно. Но с Лютингом, как и с девушкой, творилось неладное.
Дорога перед его взором плыла и путалась, волчьи лапы заплетались, а от барабанного глухого стука мутило все сильнее.
Вдобавок запах трав, которые жгли на маленькой площади у храма, стал совершенно невыносимым. Сладкий, тягучий, он лишил возможности думать и говорить. Принц шел вперед лишь из-за спутницы, охранять которую было его главной задачей.
Изольда же не чувствовала слабости. Напротив, душа ее пела все радостнее по мере приближения к огненному храму. Тело стало воздушным, словно за руку ее снова держал Северный ветер. И принцесса воображала, как через пару-тройку шагов сможет нестись по воздуху, не касаясь земли.
Каким-то образом она напрочь забыла о волке, своих невзгодах, из-за которых однажды пустилась в дорогу. Приветливый золотистый костер в стенах расписанного чертога пылал так призывно, что размышлять о другом было совершенно нелепо.
Рядом с храмом, тяжело опираясь на посох, стоял высокий худой человек. Заметив гостью, он качнулся вперед, желая разглядеть ее получше. И торжественно прокашлял, как только девушка приблизилась:
— А вот и ты!
Изольда остановилась, придя в себя на короткое время. Кто этот прямой, словно каменный истукан, старик? Почему глаза у Таальвена стали совсем стеклянными?
Старый жрец откинул с лица волчью голову-капюшон с острыми ушами и поправил свой длинный плащ, целиком сшитый из шкуры громадного зверя. Меховые полоски, бывшие некогда передними лапами, развязались, из-под оскаленной челюсти показалась лысая загорелая макушка. Кожа у старика была необычайно смуглая.
Принцесса замерла в нерешительности. Только сейчас она поняла, что неведомо как оказалась в самом сердце селения, и все еще силилась понять, почему так смутно помнит проделанный путь.
— Да ты, верно, проголодалась, дитя? — не дал опомниться проворный жрец.
Тенью он метнулся к девушке и подхватил ее под локоть. Даже странно, что это дряблое истонченное тело могло двигаться так быстро. Таальвен попытался зарычать, но в голове словно взорвался сноп колючих огненных искр, каждая из которых жгла изнутри.
Ростом служитель храма не уступал Хёльмвинду. Руки его походили на две сухие ветви — такие же тонкие и темные. Заметив это, принцесса непроизвольно отшатнулась, но не оттолкнула чужака. Показалось, они знакомы и бояться не стоит.
