Ошеломленный Таальвен вскинул голову и отшатнулся от костра. Каждое пророчество колдуньи он видел ясно, словно оно уже свершилось. Волк давно знал: Изольда явилась причиной его превращения. С того самого мгновения, как над его замком разразилась страшная гроза, как ему приснился тревожный мучительный сон, в котором юноша бродил среди мокрых камышей, оглушенный волной запахов и звуков, он чувствовал ворожбу. А потом очнулся в чаще леса, не понимая, что произошло…
Удивительно, но суровое сердце владыки Приморского королевства не таило ненависти. Ему не было надобности прощать принцессу — принц ни в чем ее не винил. Но узнать, что останется зверем, если не вступит в брак, как истечет год, Таальвен был не готов. А ведь времени почти не осталось! Может, ведьма врет?
Он всмотрелся в черные, без зрачков, глаза и увидел там правду — ей не было нужды сочинять. Внезапно колдунья поглядела на волка с сочувствием и придвинулась ближе.
— Ах, бедный Таальвен Валишер, прекрасный юноша, названный в честь Западного ветра. Неужели ты так и сгинешь в схватке со свирепым сородичем или азартным охотником? Дома тебя уже давно похоронили. Твой друг — Стефан Северин, разыскивал тебя, но поиски сестры оказались важнее… — Она положила горячую руку ему на загривок, и дрожь прошибла волка. — Но не печалься, мой отважный друг. Я знаю способ вернуть прежнюю жизнь.
И ведьма, пританцовывая, направилась прочь с поляны.
— Постой! — сам того не желая, выкрикнул Лютинг. — Ты не лжешь?
— Попробуй, выясни, — озорным тоном ответила она, задержавшись у кромки света. — Так хочешь узнать, как снова сделаться человеком?
В зеленых глазах блеснула надежда, и чародейка страстно зашептала:
— Сделать это очень легко. Достаточно лишь прикончить ведьму, наложившую чары.
Волк поначалу не понял смысла слов и переспросил недоуменно:
— Хочешь, чтобы я… убил тебя?
— Не меня, глупыш, а Изольду Северин…
— Это бессмыслица, — разом теряя запал, помрачнел он.
— Вовсе нет. — Колдунья обхватила Таальвена за плечи. — Разве мерзавка, разрушившая твою судьбу, не достойна смерти? Обещаю, как только все кончится, ты станешь собой.
Он взглянул на нее, как на сумасшедшую.
— И думать забудь, принцесса!
— Но Лютинг, — она припала к нему всем телом, — неужели не хочешь снова быть статным и сильным, могущественным повелителем Северного побережья, равных которому нет на всем взморье?
Ведьма достала из ниоткуда янтаревое зеркальце, осторожно поднесла его к морде волка, что-то шепнула. В ту же секунду звериная голова в отражении исчезла.
Совершенно ясно Таальвен увидел свое прежнее лицо: каштановые, с проседью, кудри едва касались плеч, глаза зеленились, будто камыш, брови по обыкновению были нахмурены…
— Вообрази, как чудесно было бы снова сесть на коня, плавать под парусом, взять в руки меч… — Она сжала его широкую сильную ладонь.
Таальвен как завороженный уставился на гладкую зеркальную поверхность. По ту сторону посеребренного стекла стоял принц, которого он так хорошо знал. Отважный воин, мореход, верный друг Стефана Северина, помолвленный с его младшей сестрой… и человек, возжелавший, по ее мнению, похитить девушку против воли, лишить поддержки друзей и родных, увезти в ненавистные просоленные морем земли…
— Ведь необязательно убивать ее жестоко, — плела свою песню терновая ведьма, — можно сделать это быстро.
Она подвела волка к забывшейся безмятежным сном девушке. Изящные плечи чуть заметно подрагивали, кудри растеклись ручейками по древним мхам.
Как мало нужно сделать — всего лишь щелкнуть зубами, сомкнуть страшные волчьи челюсти на белой шее. Она не успеет почувствовать боли, не вскрикнет, не заплачет…
Таальвен громадным серым зверем стоял над прекрасной, совсем юной принцессой, не раз доверявшей ему жизнь. Эти рыжеватые брови, смешливые губы, выразительные черты он видел на портретах, что присылал ему в подарок северинский принц.
Стефан отшучивался, что вскоре сестру придется рисовать тайком, поскольку она не желает, чтобы ее изображения попадали в руки вездесущих женихов. А ведь малышка не знала, что давным-давно обещана единственному человеку. Тому, кто хочет теперь прервать ее жизнь ради собственного благополучия.
— Таальвен Валишер, — прошептала принцесса во сне, и сердце его остановилось.
— Нет, — со свистом выдохнул волк.
— Что ты хочешь сказать? — побледнела колдунья.
— Я не причиню ей вреда, даже если это будет значить мою собственную гибель.
— Глупец! — От досады она сжала скрюченные пальцы. — Ты издохнешь, как животное, а девчонка не узнает цену жертвы, совершенной ради нее.
— Пускай, — с облегчением согласился Таальвен.
— Ты просто не осознаешь, какой конец тебя ждет! — Колдунья почти плевалась ядом от бессилия. — Убей ее немедленно, а не то я… прокляну тебя!
Принц даже хмыкнул, позабавленный такой угрозой.
— Ты уже наложила чары, Изольда. Боюсь, во второй раз не выйдет.
— Вернись! Слушай меня!
— Хватит, — неожиданно приказал он. — Я не трону тебя, каких бы убедительных причин ни нашлось…
В глазах чародейки блеснул зловещий огонек.
— Поглядим, как ты запоешь, когда станешь голодным кровожадным хищником. Проснешься утром и не вспомнишь ни себя, ни девчонки. То-то зверь с ней наиграется.
Но запугивания не сломили решимости принца, напротив — заставили упрочиться в своих намерениях.
— Если это случится, я позабочусь, чтобы меня не было рядом…
Они стояли друг напротив друга, рядом угасал огонь. Пляшущие неверные тени сделали лицо терновой ведьмы еще более размытым, а седину волка скрыли под угольно-черным покровом.
— Исчезнешь, и ее скитания никогда не закончатся. Ведь принцесса ищет по свету именно тебя. — Колдунья сложила руки на груди.
— Нет, — произнес он задумчиво. — Ты ищешь себя, и на этом пути Лютинг Мак Тир — лишь предлог…
Волк развернулся и исчез в густой темноте, собираясь еще раз обойти лагерь перед сном. Лапы его дрожали, глаза застилала мутная пелена горести: он останется диким зверем навсегда… Но желание защитить Изольду, укрыть ее от бед, пусть даже ради этого понадобится подставить грудь под стрелу охотника, отдать девушку на попечение другого, крепло с каждым мгновением.
А разгневанная, сбитая с толку чародейка осталась стоять у затухающего костра. О, как хотела она разорвать принца собственными прозрачными руками, превратить его сильное гибкое тело в камень, ненавистью разрушить стойкий дух до основания. Но в сущности Лютинга было не найти изъяна, из которого можно разжечь пламя противоречия. Мак Тир был храбр и самоотвержен, к тому же любил принцессу, как последний дурак. А с этим бесполезно бороться. Потому она идет за ним по пятам, словно прикованная…
