Чего-чего, а песен она знала уйму. Брума любила напевать внучке перед сном, так что та слышала множество древних баллад. Но вот беда: ни одну из них девушка не могла вспомнить полностью. В голове все вдруг смешалось…
Погрузившись в глубокое раздумье, принцесса наконец ухватила один мотив. Странно, но она не слышала его прежде или не помнила об этом. Песня казалась древней, как время, и очень знакомой. Будто звучала всего секунду назад.
И чтобы не спугнуть пришедшую на ум мелодию, Изольда нерешительно запела:
Сомкни же усталые веки, мой храбрый князь,
В чертоге у моря соленого на краю.
Пусть ливень на окнах начертит чудную вязь.
Я песнь о терновой ведьме тебе спою…
В глазах ее черных — ни жалости, ни тепла.
Браслетами на руках — колдовства следы.
А помнишь, как королевной она была,
Пока мирной жизни ход не нарушил ты?
При звуках нежного девичьего голоса Северный ветер замер. Изольда пела волшебно, казалось, в тишине словам ее вторят чудесные струны. Но дело было вовсе не в красоте исполнения. Как только над дубравой зазвенела мелодия, с Хёльмом произошло неладное: горло сдавило, руки ослабели. Вокруг видениями замелькали пустынные холмы и приморские скаты…
Усни же до срока покрепче, любовь моя,
Пусть волны в полог у постели впрядут туман.
Заклятия паутину сплетаю я,
К земле колдовством пригибая твой гордый стан.
За то, что посмел ты, безумец, меня желать,
Чудовищем будешь скитаться по берегам.
Я дерзость обязана чарами наказать,
Пусть падает королевич к моим ногам!
Хёльмвинд не слышал слов, но ощущал смысл кожей, будто песня прошила его насквозь. Он ясно видел, как шипастые ветви на руках ведьмы оживают и разрастаются. Пока девчонка пела, их становилось все больше.
Удивительно, но неистово барахтающийся над землей волк разом присмирел. Очень скоро он перестал дергаться, глаза затуманились. Заметив это, ветер осторожно опустил Таальвена на траву. Но Изольда не обратила на своего спутника никакого внимания. Казалось, она сама была целиком захвачена чарами.
Не вздумай, мой друг, говорить о своей судьбе,
И истинный смысл вещей не смей называть!
Я облик звериный искусно ткала тебе —
Сама по ночам поневолена надевать,
Чтоб скрыться от яда голодных зеленых глаз,
Которые в душу без страха мою глядят…
Я спела терновую песню тебе, лишь раз,
Но сердца не возвратить — не свернуть назад.
Высокий голос Изольды становился все сильнее. Песня лилась, и побеги колючей сливы тянулись к Таальвену Валишеру. Они осторожно прикоснулись к мягкой волчьей шерсти, поседевшей от морозного волшебства, змеями свернулись вокруг его шеи, лап, оплели плечи. Волк не возражал, спокойно глядя, как все больше попадает в плен тернового колдовства.
Незаметно колючки подкрались и к невидимому сиденью повелителя ветров. Неслышно извиваясь, они поднялись с земли и задели Хёльмову руку, мгновенно расцарапав в кровь. Острая жгучая боль пронзила его кисть, локоть, плечо, и ветер с трудом удержался от возгласа. Он поднялся выше, спасаясь от вездесущих шипов, и потер кровоточащую ладонь. Но продолжил внимательно следить за Таальвеном: не бросится ли тот на свою жертву.
Волк становился все человечнее. Вот плечи его опустились, тело расслабилось, весь облик как-то изменился. Секундой раньше это был дикий зверь, жаждущий нападать, а сейчас будто кто-то другой спрятался под волчьей шкурой. Он даже стоял иначе, стараясь выпрямиться.
Глаза просветлели, загорелись зеленым огоньком. И лишь только смолкла последняя нота, Таальвен Валишер моргнул и сказал приветливо:
— Клянусь, я раньше слышал эту песню…
Принцесса всплеснула руками и бросилась на шею своему верному спутнику.
— О, Тааль, как же долго тебя не было рядом!
Ветер подался вперед все еще не в силах поверить, что простая песня вернула волка из царства морозного забвения.
— Я, кажется, потерял счет времени, — нахмурившись, ответил он. — Никак не соображу, что произошло…
— Ты попал в упряжку Хаар Силлиэ, возил ее заклятые сани по небу больше недели, поседел, околдованный синим холодом… — затараторила Изольда скороговоркой. — Пока я работала пряхой Пайян-Жен — беспощадной паучихи, чтобы вызволить тебя, искала ключи на дне Костяного колодца, воровала яйца хозяйки метели и похищала тебя же прямо у нее из-под носа…
— И все это ты умудрилась сделать сама? — поразился рассказу Таальвен Валишер.
— Не совсем. — Девушка запнулась. — Северный ветер помогал мне.
— Что? — Волк поднял голову выше и наконец обнаружил беловолосого подлеца, отправившего их с Изольдой в опасное царство Метели. — И ты еще смеешь болтаться там среди веток? Спускайся немедленно, я отблагодарю тебя за наше путешествие!
Хёльм не повел даже бровью, только бросил едко:
— Лучше бы сказал спасибо за то, что я не позволил тебе перегрызть терновой ведьме глотку.
Таальвен недоверчиво перевел взгляд на лицо своей юной спутницы.
— Боюсь, он говорит правду, — кивнула она. — Но не будем об этом. Хёльмвинд очень помог. Без него мы бы не выбрались из Ледяной усадьбы.
— Он же нас туда и спровадил! — гневно уставившись на безмятежного верхогляда, процедил волк.
— Да, но поверь, он пожалел об этом. — Изольда заглянула в изумрудные глаза друга.
— Разве? — насмешливо бросил верховный ветер, опускаясь на землю.
Угрозы Таальвена ничуть его не пугали. Драгоценные серьги сверкнули на солнце.
Принцесса сердито развернулась к строптивцу и попыталась знаками показать, чтобы он вел себя более дружелюбно.
— Я бы даже сказала, Хёльмвинд полностью осознал и искупил свою вину. — Она подскочила к бывшему спасителю и схватила его за руку. — Тааль, я обязательно расскажу тебе обо всех злоключениях, из которых ветер помог выпутаться… Ой!
Девушка отдернула ладонь, испачканную темно-сапфировыми каплями.
— У тебя кровь!
— Поранился о сучок, — равнодушно пояснил ветер. Хотя на самом деле удивился, что порезы не затянулись.
Изумленная и немного испуганная, принцесса забыла, о чем говорила, и на минуту воцарилось неловкое молчание. Волк зверем глядел на Северного ветра, тот молчал, надменно сжав губы. А Изольда стояла между этими двумя, чувствуя себя отчего-то виноватой. Перед Таальвеном — за то, что подружилась с Хёльмвиндом за его спиной, но также и перед ветром, поскольку должна была теперь относиться к нему с прохладой в угоду своему другу.
