И ещё у неё были роскошные – ниже плеч – блестящие светлые волосы.
Пауза затянулась.
Болотов засмеялся.
– Язык проглотили? Не узнаёте?
– Извините! – очнулся Барсов. – Ева Ивановна, вы обворожительны!
Ева приподняла бровь, оглядела лицо майора умными глазами, в которых пряталась смешинка, перевела взгляд на Калёнова, снова на Барсова и обратно, проговорила с лёгким удивлением:
– Вам никто не говорил, что вы похожи? Не думала, что встречу сразу обоих.
– Мы из разных вселенных, – пошутил Барсов интеллигентно.
Калёнов промолчал.
Ева усмехнулась, протянула ему руку:
– Рада видеть… дядя Максим. Давно не встречались.
Калёнов осторожно пожал холодную руку женщины.
Барсов же, взяв руку Евы, поцеловал пальцы, вспомнив слова классика
[4]: красота хуже вина, она сводит с ума и того, кто ею обладает, и того, кто на неё смотрит. Впрочем, пришла следующая мысль, это не про неё…
– Где присядете? – спросил Иван Дмитриевич.
– Мы сидели на веранде… – начал Барсов.
– Пожалуй, можно поговорить и там, – согласилась Ева. – Приведу себя в порядок и присоединюсь.
Отец и дочь ушли на другую половину дома.
Собеседники вернулись на веранду, сели.
– Ну, как она вам? – поинтересовался Барсов.
– Странно… – задумчиво ответил Калёнов.
– Что странно?
– От неё не пахнет табаком, а лет десять назад она курила.
– Бросила, наверно.
Барсов посмотрел в глаза бывшего полковника ГРУ и понял, что тот почему-то до глубины души потрясён встречей с Евой.
Композиция 10
Поводыри
Москва – Европа
Усадьба референта премьер-министра, занимавшего также пост главы Центра Карнеги, Подвального Павла Рувимовича под Москвой, в Степановке, включала в себя несколько зданий: двухэтажный особняк, спа-комплекс, домик для гостей, гараж и флигель охраны, а также теннисный корт и открытый бассейн; всё это располагалось в хвойном лесу и скрывалось за высоким четырёхметровым забором, покрашенным в тёмно-зелёный цвет.
В главном коттедже усадьбы на первом этаже находились столовая, кухня, библиотека, игровая комната со столами для покера и преферанса и подсобные помещения, на втором – три спальни, кинозал, кабинет хозяина и зимний сад.
В этот тёплый майский вечер Подвальный с удовольствием поплавал в бассейне с подогретой водой и поднялся в кабинет, велев прислуге принести ему глинтвейн. Накинув на себя халат, испачканный китайскими иероглифами, он уселся перед экраном компьютера со стаканом глинтвейна, включил скайп и по защищённой линии связался с советником президента по национальной безопасности Зеленовым. Время связи было обговорено заранее, поэтому ждать подключения советника не пришлось.
Подвальный не любил Зеленова за вечную невозмутимость, но поскольку тот выполнял важную миссию для «Комитета 300», Павел Рувимович разговаривал с ним почти любезно.
– Есть новости, генерал? – спросил он, не здороваясь; скайп показывал крупным планом только костистое лицо советника, украшенное очками в роговой оправе, и смотреть на него было неприятно.
– Всё в порядке, – сказал Зеленов бесстрастно, – процесс формирования структуры ГОН завершён. Готовятся несколько операций, дней через пять можно будет начинать программу.
Подвальный облизал губы, растянул их в подобие улыбки.
– Смотрите, Алексей Степанович, вовремя остановите свою ГОН, её деятельность не должна помочь президенту исправить ситуацию в нашей любимой стране.
– Не беспокойтесь, – остался бесстрастным советник, – это невозможно. Сложившаяся в государстве система власти не даст развернуться ни одной оппозиционной силе.
– Хочется верить. Что мне докладывать наверх?
Словечко «наверх» не означало – премьеру, и оба понимали его скрытый смысл, но предпочитали вслух об этом не говорить.
– Мы готовы…
– Я не об этом, как вы понимаете, нужно обоснование смены режима.
– Ничего нового я не скажу, вы знаете не меньше меня.
– И всё же ваши соображения.
Зеленов мигнул, помолчал, не меняя бесстрастного выражения на лице.
– Революция развивается неплохими темпами, нейтрализация президента позволит вывести её на финальную стадию. Реальная ситуация в стране удручающая, вы должны это знать не хуже меня, присутствуя на закрытых заседаниях правительства. По данным Счётной палаты, только выявленные в прошлом году нарушения в работе госуправления оцениваются в один триллион рублей, на самом же деле – в пять раз больше.
– Это мы знаем, – ухмыльнулся Подвальный.
– Наша любимая разожравшаяся бюрократия саботирует все стабилизирующие меры, в том числе поручения президента, из-за чего он, собственно, и ужесточил требования. Поэтому обоснование для создания ГОН абсолютно оправданно.
– Что выгодно нам в свете данного предприятия. Легче будет объяснить электорату, что он и виноват во всём.
– Плюс всякие мелочи: скупка территорий иностранцами, что истинная правда, незаконный вывод капитала за рубеж через фиктивные экспортно-импортные операции – до пятидесяти миллиардов «зелёных», занижение реальной инфляции и так далее. Официальная статистика перестала отражать реальное состояние дел в стране, кроме желания начальства и придворных лизоблюдов.
– Полегче, Алексей Степанович, – ухмыльнулся Подвальный, – не то я приму ваши оценки на свой счёт.
– Это ваши проблемы, – сухо сказал Зеленов.
– Такое впечатление, что вы прониклись идеями президента сдружиться с Америкой и идти рука об руку в светлое будущее. Китайцев ему показалось мало.
– А для вас будет лучше, если начнётся глобальная ядерная война?
– Окститесь, Алексей Степанович, мы в одной лодке, глобальные войны не нужны никому, просто мы хотим управлять всей цивилизацией, а управлять ею легче, если умело разобщать лидеров и натравливать друг на друга. До сих пор это нам удавалось делать, уверен, получится и дальше, но для этого надо довести замысел наших старших товарищей до финала.
– Не читайте мне лекции, – ещё суше сказал Зеленов. – Меня агитировать не надо. Вы знаете, почему я с вами.
– Вот и отлично, Алексей Степанович. Что у вас конкретного по ГОН?
– Создана гибкая структура взаимодействия групп сбора информации, анализа и отслеживания нуждающихся в стерилизации с опергруппой.
– Необходимо сформировать ещё одну такую группу.
