Виктория рассчитывала отлично провести время и не прогадала. За неделю Луи-Наполеон сумел покорить ее сердце. Всегда безупречно вежливый, он обращался с ней в первую очередь как с женщиной, а уже потом как с монархом. За ужином забавлял ее историями о своих приключениях по всему свету. Среди ее знакомых было немало путешественников, но никто не мог похвастаться такой красочной биографией.
Луи-Наполеон воскрешал в ее памяти веселые времена лорда Мельбурна, и с каждым днем она проникалась к французу большим интересом. «Так странно, – признавалась она лорду Кларедону. – Император помнит, что я делала и где бывала с тех самых пор, как мне исполнилось двенадцать. Он даже вспоминает, во что я была одета, и еще тысячу мельчайших подробностей»
[158]. Ей было приятно осознавать, что для кого-то она так много значит.
В свои тридцать пять Виктория считала себя женщиной молодой и привлекательной. Она не имела ничего против здоровой дозы флирта. «Своими ухаживаниями император очаровал ее, и его стратегия оказалась верной, – делился с Чарльзом Гревиллом лорд Кларедон. – Его флирт льстил ее тщеславию, однако не ронял тень на скромность и целомудрие, поэтому она могла без опасения наслаждаться этим новым опытом».
В отличие от Альберта, которому на балах грезился покой библиотеки, Луи-Наполеон танцевал с удовольствием, от души. На придворном балу в Виндзоре коллеги станцевали кадриль – давно Виндзорский замок не видел таких зажигательных плясок. «Как странно думать, что я, внучка Георга III, танцевала с императором Наполеоном, племянником злейшего врага Англии, а ныне моим ближайшим союзником, да притом танцевала в Зале Ватерлоо! И этот союзник всего-то шесть лет тому назад проживал в моей стране как нищий, позабытый всеми изгнанник»
[159].
«Император совершенно не похож на француза, по характеру он скорее немец», – отмечала Виктория. В ее устах это был высший комплимент.
* * *
Вместе с императором французов в Англию приехала его молодая жена Евгения. Отец Евгении, урожденной Эухении де Монтихо, был испанским грандом, который в свое время поддержал Бонапарта и сражался на стороне французов против английских войск. Чести ему это не делало, но к чему ворошить старые обиды? Матушка Евгении была наполовину шотландкой, что в глазах Виктории считалось серьезным достоинством – королева обожала Шотландию.
Повстречайся Виктория и Евгения в детстве, они стали бы закадычными подругами, ведь Евгения тоже любила кататься верхом, танцевать фламенко и бегать по цыганским таборам. Где бы ни появлялась Евгения, к ней поворачивались все головы, ведь она была потрясающе красива – огромные ясные глаза, изящный, слегка загнутый нос и каскад рыжеватых волос, подарок от предков-шотландцев.
В свое время она считалась настоящей иконой стиля. Под ее эгидой в Париже открыл свое первое ателье английский эмигрант Чарльз Уорт, став самым модным кутюрье второй половины XIX века. Уорт создавал для императрицы шедевры из шелка и кружев, которые Евгения носила один сезон, а затем распродавала, чтобы выручить средства для благотворительности.
Несмотря на пересуды завистников, Евгения не была интриганкой, пустившей в ход женское коварство, чтобы пленить императора французов. Напротив, Луи-Наполеону пришлось долго осаждать Евгению, особу набожную и весьма консервативную. Она ни за что не согласилась бы стать любовницей императора, и ему ничего не оставалось, как сделать ее своей женой.
Перед поездкой в Англию Евгения трепетала. Муж дал ей понять, что от этого визита зависит многое. А ведь Евгения была императрицей всего лишь несколько лет, на публике держалась скованно и боялась допустить оплошность в общении с многоопытной королевой.
Начало их дружбе положила мода. Чтобы расположить к себе английскую королеву, Евгения надела в дорогу платье из шотландки, ее любимой ткани. Виктория ценила женскую красоту и радовалась, когда при дворе появлялись миловидные особы. Красавицами она любовалась, как мраморными статуями в саду Осборна, не испытывая ни зависти, ни ревности. Виктория отлично знала, что у Альберта есть две избранницы – она сама и его работа.
Но даже Альберт не мог устоять перед Евгенией, когда она, как облако, плыла по бальным залам в пышных юбках из нежнейшего шелка. «Мне так отрадно видеть, что она нравится ему и вызывает восхищение, ведь это случается так редко», – радовалась Виктория, наблюдая, как ее замкнутый супруг пытается ухаживать за императрицей.
Четыре дня император провел в Виндзоре и еще три – в Букингемском дворце. Как некогда его соперник Луи-Филипп, Наполеон III был награжден орденом Подвязки. Прикрепляя подвязку на мускулистую ногу француза, королева неловко шарила руками, чтобы показать, как мало она осведомлена о столь интимных предметах мужского туалета. «Наконец-то я стал джентльменом!» – провозгласил француз.
В Лондоне его ожидала стандартная программа: обед в ратуше, экскурсия по любимому детищу Альберта – Хрустальному дворцу, концерт в Букингемском дворце и посещение оперы. В опере Виктория дала гостям понять: чтобы выявить принцессу крови, не требуется горошина. Улыбаясь зрителям, которые бешено ей аплодировали, Виктория села, не оборачиваясь. А парвеню Евгения оглянулась посмотреть, стоит ли кресло. Настоящая королева всегда знает, что без кресла ее не оставят, писали во французской прессе.
* * *
Уезжая, Луи-Наполеон пригласил Викторию нанести ему ответный визит, и королева не могла ему отказать. Решив переплюнуть Луи-Филиппа, который угощал Викторию английским сыром, новый император поменял интерьеры во дворце Сен-Клу, чтобы он напоминал Букингемский дворец. Каждая мелочь была тщательно продумана: декораторы подпилили ножки у некоторых столов, чтобы невысокой Виктории не пришлось тянуться.
В августе 1855 года королеву, ее супруга и старших детей Париж встречал «сиянием ламп и факелов посреди грохота пушек, колоколов, барабанов и криков собравшейся толпы… все было как в сказке, завораживающе прекрасно!».
Виктория поразила французов как аляповатыми туалетами (рядом с Евгенией она смотрелась провинциальной матроной), так и неиссякаемой энергией. Несмотря на жару, она хотела все увидеть и везде побывать.
Вместе с мужем и фрейлинами, изнемогавшими от зноя, она каталась по Парижу в открытой карете и подмечала, как живут парижане. В Англии не принято было есть на улице, тогда как в Париже столики стояли под сенью деревьев, и воздух в Париже был чистым и свежим, не в пример зловонным английским туманам. До самой старости Виктория не растратила запас детского любопытства, и каждая новая, необычная деталь, будь то цвет ставней или обивка мебели, вызывали у нее бурю восторгов.
Королева посетила Парижскую выставку, полюбовалась на полотна в Лувре и без устали танцевала на двух балах – в ратуше Отель-де-Виль и в Версале. В церкви Дома инвалидов королева велела сыну преклонить колени перед могилой Бонапарта. Ветераны наполеоновских кампаний прослезились, глядя, как принц Уэльский отдает почести покойному императору. Проезжая мимо тюрьмы Консьержери, Луи-Наполеон невозмутимо заметил, что был заключен здесь после попытки неудачного переворота. Но госпожа Фортуна к нему благоволит!