Наконец-то и Альберту выпал случай прихвастнуть перед братом: «Не думай, что я нахожусь в зависимости от жены. Напротив, здесь, где законное положение мужа высоко, я создал себе великолепную жизнь»
[90]. Эрнст, все еще страдавший от сифилиса, наверняка позавидовал младшему брату.
Королева обрадовалась, что парламент наконец-то оказал уважение ее мужу. Теперь она смотрела на Альберта другими глазами. В июне, когда Виктория выступила с речью на открытии парламента, принц сопровождал королеву и восседал на троне подле нее. В августе их письменные столы уже стояли бок о бок: Альберт помогал жене с корреспонденцией. Он оказался прирожденным бюрократом, и возня с бумагами была его второй натурой.
Виктория была потрясена. Не находилось такой задачи, с которой не справился бы ее любимый! Наверное, она стала женой гения.
Под впечатлением от его административных талантов, она назначила мужа членом Тайного совета. В том же 1840 году Альберт был избран почетным гражданином Лондона. Чем больше становился живот королевы, тем реже она появлялась на публике, и Альберт начал подменять ее на официальных мероприятиях. Он произнес свою первую публичную речь на английском языке в Обществе по отмене рабства. Несмотря на смущение принца, речь имела успех.
Хвалить консорта внезапно стало модно. Даже те, кто хлопал его по рукам, отгоняя от государственных дел, не могли не признать, что человек он толковый.
* * *
Ребенка ожидали к декабрю, но роды начались в ноябре, за несколько недель до срока. На исходе ночи испуганная Виктория растолкала мужа и велела послать за акушером. Локок прибыл быстро и успокоил королеву – все идет своим чередом. Второпях созвали высших должностных лиц Британии: в спальню их пускать не стали, и они дожидались исхода родов в гостиной по соседству. У многих еще звенели в ушах крики измученной Шарлотты…
Альберт не отходил от жены, держал ее за руку, утешал. В XIX веке мужья редко присутствовали при родах, предпочитая отсиживаться в кабинете, попивая бренди и дожидаясь, когда же завопит младенец. Но когда дело касалось его семьи, Альберту было все равно, кто что о нем подумает.
Поддержать дочь пришла герцогиня Кентская. Виктория не собиралась звать матушку, но ее пригласил зять. Между Альбертом и тещей сразу же установились теплые отношения, и он сделал все возможное, чтобы помирить Викторию с матерью. Виктория была благодарна им обоим за такую заботу. Осознав, что мать может быть не только врагом, но и помощницей, она простила герцогиню – хотя, конечно же, не сразу.
21 ноября 1840 года Виктория разродилась здоровой и крепенькой девочкой. «Ничего, следующим будет принц», – заверила она мужа, но в своем дневнике записала: «На свет появилось прелестное дитя, но, увы, девочка, а не мальчик, как мы оба надеялись. Боюсь, мы сильно разочарованы». Топить девочку, правда, не стала.
Принцессу восторженно встречала вся Британия. Общее мнение выразил лорд Кларендон: «Для страны главное, чтобы еще одно живое существо, будь оно мужского или женского пола, встало между престолом и королем Ганновера»
[91]. Герцог Камберленд нагнал на британцев столько страха, что они уже не привередничали.
Девочку нарекли именем Виктория Аделаида Мария Луиза. Крестным отцом был выбран Эрнст, но на крестинах в часовне дворца Сент-Джеймс его заменил герцог Веллингтон, к которому теперь благоволила королева.
Год спустя, 9 ноября 1841 года, Виктория выполнила данное мужу обещание: родила здорового сына. Мальчик получил имя Эдуард в честь дедушки и Альберт – в честь отца. И снова не было конца народным гуляньям. Шутка ли – последним принцем Уэльским был Георг, а он появился на свет 80 лет назад!
Сама же королева чувствовала себя несчастной, как никогда. Вторые роды проходили тяжело, и Виктория признавалась, что на этот раз муки ее были велики. «В такие моменты мы напоминаем коров и собак», – отзывалась она о родах.
После рождения дочери Виктория дала отповедь дяде, который так не вовремя сунулся с поздравлениями: «Вы не можете желать, чтобы я стала матерью большого семейства, ведь вы не хуже меня понимаете, каким неудобством это станет для всех нас и в особенности для страны, не говоря уже о том, сколько тягот испытаю лично я. Мужчины никогда не задумываются о том, как тяжело нам, женщинам, проходить через все это слишком часто»
[92].
Еще больше, чем роды, Виктория ненавидела грудное вскармливание. Оно казалось ей омерзительным, низводившим женщин на уровень животных. Сразу после рождения Вики королева выписала кормилицу с острова Уайт и готова была заплатить ей тысячу фунтов, лишь бы избежать неприятной обязанности. Остальных детей она тоже не кормила грудью и свирепела, узнавая, что ее повзрослевшие дочери готовы пасть так низко. Когда принцесса Алиса решила вскармливать сама, мать назвала в честь ее призовую корову.
Злая ирония: если бы Виктория не отказалась от кормления грудью, возможно, ей не пришлось бы рожать девять раз. Лактация может послужить натуральным контрацептивом, но, видимо, никто в ее окружении не довел этот факт до ее сведения. А Виктория о таких тонкостях не знала. Презервативы уже были в ходу в XIX веке, но мужчины использовали их в основном для того, чтобы не подхватить венерическое заболевание. Хотя, судя по болезни Эрнста, Кобурги пренебрегали подобными средствами. Альберт же был последним мужчиной на Земле, кто решился бы нарушить естественный ход вещей и воспользоваться презервативом.
Виктория понимала, что попала в западню.
Ей, как воздух, нужна была забота и ласка мужа, только они не давали ей захлебнуться отчаянием. Она готова была поступиться многим – личной свободой, самооценкой и красотой, – но требовала взамен его любви. Ее личность растворялась в Альберте – точнее, их личности сливались воедино, образуя «мы» там, где раньше были два «я».
Глава 12. Новый друг лучше старых двух
Несмотря на страхи, что из-за родов она не сможет вести активный образ жизни, Виктория вернулась к прежним занятиям.
Любительница оперы, она обрела в Альберте родственную душу. Вместе с фрейлинами и приглашенными певцами, они давали в Букингемском дворце концерты, на которых исполняли арии из Россини, Гайдна, Мендельсона. К последнему Виктория была особенно неравнодушна, и в 1842 году Альберт пригласил герра Мендельсона сыграть для жены. Композитор был очарован превосходным немецким королевы, равно как и ее непринужденными манерами. Во время одного из его визитов порывы ветра сдул нотные листы с органа, и Виктория, а вместе с ней и Альберт, опустились на пол, чтобы их собрать. Поистине трогательная забота!
Оба отличались неуемной энергией. Фрейлины едва поспевали за королевой-спортсменкой, но Альберт во всем был ей под стать. Пожалуй, только охота и спорт примирили его с новыми ландшафтами, которые поначалу такими неуютными. Конечно, не обходилось и без досадных происшествий. «Третьего дня, катаясь на коньках по озерцу в саду Букингемского дворца, я по случайности проломил лед, – писал Альберт 12 февраля 1841 года. – Я скользил к Виктории, стоявшей на берегу со своими фрейлинами, но в нескольких метрах от берега бултыхнулся в воду и барахтался две-три минуты, прежде чем выбраться на поверхность. Единственной, кто не пал духом и оказал мне помощь, была Виктория, тогда как ее фрейлины лишь громко звали на помощь».
