Виктория рвалась из тисков прошлой жизни, как зверь из западни. 13 июля она покинула Кенсингтон, где в любом случае не помещался королевский двор, и переехала в Букингемский дворец.
До ее переезда дворец долгое время пустовал. В 1825 году Георг IV поручил перепланировку дворца своему любимому архитектору Джону Нэшу, но три года спустя у короны закончились деньги. Нэш был отстранен от работ. Однако незаконченный дворец так резал глаза лондонцам, что проект был передан архитектору Эдварду Блору. Тот привел в порядок интерьеры – на скорую руку и, по мнению Вильгельма, абы как. После того как в 1834 году дотла сгорел парламент, король милостиво распахнул перед палатами двери Букингемского дворца. Пусть заседают здесь, даже отстраиваться не нужно. Однако парламентарии наотрез отказались от сомнительного подарка. Малиновые колонны, наводящий уныние палладианский фасад – в такой обстановке все идеи разом улетучиваются из головы.
Виктория не отличалась утонченным вкусом, поэтому резиденция пришлась ей по душе. Какая роскошь! Не так давно она ютилась в одной спальне с матерью, а теперь в ее распоряжении оказались будуар, гостиная и приемная, да и вообще весь дворец принадлежит ей. Мать она отселила в дальние комнаты, Лецен выделила покои подле себя. Но когда поблек блеск новизны, Виктория со вздохом отметила, что дворцу не достает уюта. В коридорах гуляли сквозняки, плохо вычищенные камины изрыгали дым.
Букингемский дворец отлично иллюстрировал поговорку про семь нянек и дитя без глаза. Обслуживающий персонал насчитывал 450 человек, включая придворного крысолова, но сообща они не работали, а лишь создавали видимость работы. Армия лакеев, пажей, горничных и конюших подчинялась трем начальникам – лорду-камергеру, лорду-гофмейстеру и главному шталмейстеру, – причем с ходу невозможно было определить, кто кем руководит. Обязанности распределялись весьма своеобразно. Подчиненные лорда-камергера чистили камины, а зажигать их приходилось служащим лорда-гофмейстера. Снаружи окна мыли одни слуги, внутри – другие. Слаженно у прислуги получалось лишь подворовывать: не обходилось дня, чтобы десятками не исчезали дорогие восковые свечи и льняные салфетки.
* * *
Неуютному Букингемскому дворцу королева предпочитала Виндзорский замок, где она провела свое первое лето после восшествия на престол. В гости к ней приехал дядя Леопольд и тетя Луиза, которых она приняла как полноправная хозяйка замка. Жизнь в Виндзоре текла легко и приятно. По утрам королева принимала министров и занималась делами, днем работа уступала место развлечениям. Впервые после тяжкой болезни в Рамсгейте Виктория начала ездить верхом. Во главе кавалькады друзей и приближенных она скакала по Виндзорскому парку, и ее смех звенел по всей округе. Вечера проходили за разговорами и настольными играми. Луиза предложила племяннице сыграть в шахматы, но за спиной королевы возникли лорд Мельбурн и лорд Палмерстон. «Из-за них я была разгромлена, а тетя Луиза одержала верх над советом министров!» – писала Виктория.
Дни пролетели так быстро, что королева не заметила, когда гостям настала пора возвращаться в Бельгию. Утешал ее только первый смотр войск. Виктория принимала парад в форме Виндзорского гарнизона – синий мундир с красным воротником и красными обшлагами. Она приветствовала войска, поднося руку к шляпе, как это делали офицеры. «Впервые в жизни у меня было ощущение, что я мужчина и могу сражаться во главе моих войск», – писала довольная королева.
После простых радостей Виндзора курортный город Брайтон показался ей напыщенным и скучным, а Королевский павильон «снаружи и внутри напоминал странную китайскую диковинку». Память о его строителе Георге IV была здесь слишком сильна, поэтому Виктория не стала задерживаться на побережье. В ноябре она вернулась в Лондон, успев к ежегодному параду лорда-мэра. На торжествах в ратуше она произвела в рыцари нескольких лондонских шерифов, в том числе и первого еврея, удостоившегося этого звания. «Я в восторге, что первой делаю то, что считаю справедливым», – записала она в дневнике. Рождество прошло в Букингемском дворце. Виктория посещала спектакли и концерты в Ковент-Гардене и наконец обзавелась собственным оркестром, отказавшись перекупить у Аделаиды оркестр покойного короля.
Концерты в Букингемском дворце разбавляли монотонность придворной жизни. Привыкшие к разгулу вельможи томились в гостиной королевы-девственницы. Это ведь не Георг, с которым можно было обсуждать любовниц, и не Вильгельм, любивший соленые морские шуточки. Непонятно, о чем вообще говорить с особой столь юной и чистой помыслами. И не лучше ли глубокомысленно промолчать, оставив остроты для клуба?
Во время одного из таких приемов Чарльз Гревилл пытался разговорить королеву, но далеко их беседа не продвинулась:
«К. Вы сегодня ездили верхом, мистер Гревилл?
Г. Нет, мадам, не ездил.
К. Сегодня был чудный день.
Г. Да, мадам, прекрасный день.
К. Хотя и довольно прохладный.
Г. Да, мадам, было довольно прохладно.
К. А ваша сестра, леди Френсис Эгертон, часто ездит верхом, не так ли?
Г. Да, мадам, ездит иногда.
(Наступила неловкая пауза, я решил взять инициативу в свои руки и продолжить разговор на избранную тему.)
Г. А вы, Ваше Величество, сегодня катались на лошади?
К. (слегка оживившись). О да, сегодня у меня была довольно продолжительная прогулка!
Г. Полагаю, у Вашего Величества хорошая лошадь?
К. О да, очень хорошая!»
[49]
На этом темы для беседы были исчерпаны. «Она выглядит и говорит довольно бодро: критиковать в ее поведении нечего, но восхищаться тоже нечем», – пригвоздил королеву язвительный Гревилл.
Виктория остро чувствовала недостаток образования и светского лоска, подмечала, что на ее вечерах министры едва сдерживают зевоту. Только с Лецен и Мельбурном она чувствовала себя в своей тарелке: гувернантка ворковала над своей воспитанницей, а в глазах премьера Виктория видела неподдельное восхищение.
* * *
Коронация Виктории, назначенная на 28 июня 1838 года, была событием уникальным. Дело даже не в том, что парламент выделил на организацию церемонии огромную сумму – 200 тысяч фунтов. Коронация Георга IV обошлась и того дороже, но прошла отвратительно: пока на Георга возлагали корону, Вестминстерское аббатство брала штурмом его отвергнутая супруга Каролина. Георг демонстративно не позвал жену на свою – и ее! – коронацию, и королеве пришлось уйти несолоно хлебавши, под улюлюканье собравшейся толпы. Но от Георга только того и ждали, зато на юную Викторию возлагались большие надежды. Ее коронация должна была затмить все предыдущие и восстановить престиж британской монархии.
Коронация стала не только частным праздником для монарха и знати, но поистине народным торжеством. В Вестминстерское аббатство наравне с лордами были приглашены члены палаты общин, а за древними стенами готовились развлечения для простого люда. Всю неделю в Лондоне гремели оркестры, по ночам вспыхивали фейерверки, особняки знати и театры сияли от праздничной иллюминации. В Гайд-парке устроили ярмарку с каруселями и полетами на воздушных шарах. Чтобы сделать праздник еще более зрелищным, была изменена и сама церемония: впервые с 1760 года королевская процессия должна была проехать по улицам Вестминстера, давая горожанам шанс воочию увидеть королеву. Георг и Вильгельм предпочитали лишний раз не показываться на глаза подданным – меньше шансов услышать свист и улюлюканье вместо «Боже, храни короля».
