Мы сели в машину, Вера быстро проложила путь:
— Направо и все время прямо. Около желтого дома тормозите.
Я нажала на газ, спутница продолжила прерванную беседу:
— В нашем салоне с вас за маникюр сдерут столько, сколько в нормальном месте за пять процедур заплатите.
— Но народа у вас много, — заметила я, — у Софьи случайно свободное время нашлось. Мне вначале вежливо объяснили, что записываться заранее надо, но потом перезвонили и обрадовали, что кто-то отказался.
Вера погладила рукой торпеду.
— Красивая машинка. У меня колеса намного дешевле, но любимые. Полно людей, которые денег не считают и не хотят видеть в соседнем кресле бедноту голимую. Просто одетая тетка, которая просит, чтобы ей сделали давно не модные акриловые ногти, нарисовали на них цветочек, оскорбляет взгляд сноба. Он раскошеливается, чтобы сидеть в компании себе подобных. Есть категория распальцованных, тем важно между делом бросить в разговоре, что обслуживаются в самом пафосном салоне Москвы. Третья разновидность — девушки, мечтающие удачно выйти замуж. Почему-то дурочки решили, что, сидя в кресле у стилиста, они легко познакомятся с богатыми-знаменитыми. Знаю одну такую, она из социальных низов, взяла кредит в банке, бегает к нам кудри завивать, жениха подстерегает. Но надо быть справедливой, мастера у нас отличные. Приехали.
Глава 23
— Ну как? — осведомилась Вера, видя, что я с удовольствием уплетаю спагетти.
— Очень вкусно! — воскликнула я.
— И недорого! — кивнула Вера. — Но Соня сюда никогда не пойдет, потому что место не пафосное, посетители не в бриллиантах. Знаете, кто Нечеткину в гламурный салон пристроил? Зинаида Семеновна. Дочке ее давно замуж пора, а достойные женихи на горизонте не мелькают. Вообще никакого мужика у Софьи нет. И образования она не получила, из института ее за лень выгнали. Зинаида дружит с владелицей салона, вот и устроила кровиночку сюда. Соня Катю за Петю ненавидела. Хотя прошедшее время тут неверно. Она ее до сих пор со злобой вспоминает.
Я отложила столовый прибор.
— Какое отношение вы имеете к Нечеткиным?
Вера взяла бутылку с оливковым маслом.
— Мы жили рядом. Зинаида Семеновна в конце девяностых начала громко говорить о своих дворянских корнях. Дескать, ее родители княжеского рода, но они скрывали в годы советской власти свое происхождение. Смешно.
— Она говорила неправду? — уточнила я.
Вера налила в стакан минералку.
— Кто ж знает? При коммунистах на самом деле о родовитых предках не распространялись. Но я ей не верила. Сама никогда не сочиняю про благородную кровь в жилах. Мои бабушка и дедушка в Москву из деревни приехали. В столице были вредные предприятия, где коренные москвичи работать не хотели. Фабрики могли пригласить на работу народ из провинции. Но существовал лимит: количество «понаехавших» жестко регламентировалось. Вот их и стали звать: лимита. Люди эти жили в общежитиях, через годы верной службы получали столичную прописку. Забавно, но некоторые из них, став обладателями штампа о прописке в Москве, делались снобами. Те, кто сейчас громко кричит: столица не для понаехавших, имеют в генеалогическом древе бабулю-дедулю лимиту убогую. Я думала, что Зинаида из таких, она ни с кем из соседей не здоровалась, с поджатыми губами всегда через двор дефилировала.
Вера выдернула из держателя бумажную салфетку.
— Старшая Нечеткина меня игнорировала. Никогда даже не кивала. Я только усмехалась. Аристократка же! Зинаида одна воспитывала дочь, в наш дом они въехали, когда Соне семь лет стукнуло. Девочка, наивная, один раз сболтнула, что ее папа героически погиб на работе. Все поняли: нагуляла «дворянка» малышку. Спустя некоторое время после переезда Зина наняла в поденщицы Шуру, уборщицу из сберкассы.
Вера улыбнулась.
— Наверное решила, раз тетка в банке служит, она со всех сторон проверена. И еще ей нравилось, что Александра Васильевна живет в другом районе, значит, сплетни по соседям нашего дома не пустит. Одного она не ведала, что Шура моя родная тетя, сестра мамы. Она человек порядочный, про хозяев, к которым ходила, языком не трепала. И мамуля моя такая была, и я такая. Но в своей семье-то отчего не посудачить? Александра Васильевна у Нечеткиной раз в неделю грязь отмывала, стирала, уставала сильно, весь божий день бегала с тряпкой-шваброй. Сил ехать домой у нее к вечеру не было, поэтому тетя Шура приходила к нам. Они с мамой садились пить чай и болтали о Зинаиде Семеновне. Александра Васильевна рассказывала, какие у нее дома порядки, что Соня воспитывается как барыня. У Нечеткиной проблема с деньгами, но доченьке она все позволяет и покупает. А Софья растет завистливой и до маниакальности обидчивой. Еще она невозможно злопамятна, но мать считает девочку идеальной.
Вера начала аккуратно резать ножом курицу.
— Я рано замуж вышла, в восемнадцать лет уже колечко на пальце имела. Супруг прекрасный попался, тещу обожал, ни разу голоса на женщин в семье не повысил, но Господь нам детей не послал, на беду, Андрюша рано умер, за ним мама ушла, в тот же год Шура сломала шейку бедра. Тетя очень надеялась встать, поэтому позвонила Зинаиде и сказала: «Подвела я вас, на месяц из работы выпадаю. Разрешите моя племянница у вас за порядком приглядит, она аккуратная, молодая, медсестрой в больнице служит». Зинаида обрадовалась: «Пусть приходит».
Вера засмеялась.
— Жаль, вы ее глаза не видели, когда я в прихожую вошла. Прямо перемкнуло Зину, она повторяла: «Это вы? Вы? Племянница Шуры? Вы? Но мы же в одном подъезде живем? Как так?» Я ей ответила: «Я нуждаюсь в заработке, а вы в уборщице. Клятву Гиппократа средний медперсонал не дает, но я врачебную тайну соблюдаю. Работаю сутки через двое. В свободные от больницы дни навожу в разных домах порядок. Если мой язык вас волнует, то я им не размахиваю». По гримасе, которая ее лицо исказила, мне понятно стало: Зинаида со мной дел иметь не хотела, но выхода у нее на тот момент не было, поэтому она процедила: «Постирайте, погладьте, уберите. Посмотрю на качество вашей работы». Наверное, она хотела другую домработницу нанять, но пока ее искала, убедилась, что я молчу, работаю хорошо, беру недорого, и я у нее осталась.
Вера взяла меню.
— Десерты тут нереально вкусные. Если любите эклеры, от души советую, они не с масляным, а с заварным кремом. Прямо восторг. Зина со странностями, королеву из себя корчит старательно. Но по сути она человек не дурной. Истерик не закатывала, потому что монаршие особы считают ниже своего достоинства с чернью ссориться. Деньги она считала до четверти копейки. На что жила, понятия не имею. Зина не работала, говорила, что иллюстрирует сказки в издательстве. У нее и кабинет был, на столе лист бумаги с начатой картинкой, краски, карандаши, фломастеры. Я в доме несколько лет порядок наводила. Рисунок каким был, таким и оставался. Но откуда-то ей деньги капали, причем регулярно.
Иногда Соня злилась: «Почему в холодильнике ничего вкусного нет?» Дочь, в отличие от матери, эмоции свои не скрывала. Зинаида начинала нервничать: «Солнышко, я тебе завтра-послезавтра все, что хочешь, куплю». «Мне сейчас надо», — злилась капризница, которой в то время было за двадцать. Соня…