Глава первая
Первую татуировку мне сделали гораздо позже, чем всем моим друзьям.
Мама очень любит эту историю и рассказывает её, по-моему, даже слишком часто.
В два дня от роду младенец обычно получает знак рождения, но я тогда заболела, и мама отменила церемонию.
Ей говорили:
– Софи, девочке нужно поставить знак. Как же ты будешь её называть? Но мама отвечала, что подождёт, пока я понравлюсь, а потом мне дадут имя и сделают татуировку. На шёпот доброжелателей о том, что бывает с младенцами, умершими без первого знака на коже, она внимания не обращала. И целых двадцать дней я оставалась непонятно кем, чистым листом, пока однажды мама не сказала:
– Она будет Леорой.
И я стала Леорой. С тончайшими иглами это имя проникло в мою плоть. Крошечные буквы, которые росли со мной шестнадцать лет.
Мы не боимся смерти. Если знаки хранятся в книге, жизнь продолжается и после смерти. История дней, навсегда запечатлённая на коже, живёт вечно – конечно, если тебя признают достойным. Когда мы выводим на коже слова, рисунки, отмечаем важные события, мы готовим нашу историю к вечности. Наши мёртвые всегда рядом, и, пока живые читают их книги и произносят имена, они живут среди нас.
Книги из кожи родственников есть в каждой семье. У нас дома хранятся книги моих предков. Можно вдохнуть их аромат, потрогать страницы и прочесть их истории.
Но книгу человека, которого я знала живым, я впервые увидела только после смерти папы.
Нам необыкновенно повезло узнать заранее, что к папе подбирается смерть. У нас было время подготовиться. Мы втирали ему в кожу особое масло, а папа объяснял нам значение всех рисунков и знаков. Он с улыбкой показывал семейное древо на спине и наши имена на нём. Папа был готов к смерти, и кожа его была готова. Я видела, как сдуваются, худеют его сильные руки, а кожа сморщивается, словно кожура перезрелого яблока. Я видела, как сгибается его спина, будто от удара в живот. Вскоре он перестал смотреть на нас: боль застилала ему глаза. Болезнь словно высосала его без остатка, оставив лишь оболочку. Оставив самое важное.
Пытаясь облегчить папины последние дни, друзья и знакомые приносили цветы, угощения. Маленькие подарки, знаки любви папе, когда уже ничем не помочь. Горевали не только мы с мамой – папу ценили очень многие. Кухня встречала нас запахами увядших цветочных лепестков, протухшей воды в вазах, где гнили букеты, овощного рагу, которое мы так и не попробовали. Яд смерти словно проникал повсюду. Мама плотнее укутывала отца в одеяла и вытирала пот с его лба. Папу била дрожь, он дышал хрипло, с трудом.
И всё же в тот ясный солнечный день поздней осенью, когда смерть пришла, я была не готова. Во рту ещё горчило от кофе, выпитого на рассвете, когда мама разбудила меня лихорадочным шёпотом:
– Просыпайся, милая! Думаю, ему недолго осталось.
Я поспешила к папиной постели. Его дыхание становилось всё более редким. Мы с мамой склонились к нему и сжали его ладони в своих. Я не знала, какой вздох станет последним, когда наступит тишина, прежде чем папа очнётся на том свете и сделает первый вдох там. Вдруг, с шумом втянув воздух, папа открыл глаза и посмотрел мне прямо в лицо. Его пальцы крепко сжали мои. Высвободив другую руку, он взялся за амулет, который всегда носил на кожаном шнурке на шее. Папа никогда не расставался с этим узким, грубо вырезанным листом с едва намеченными прожилками. Кулон был его неотъемлемой частью, как рисунки на коже.
– Леора, – хрипло выговорил папа, – это тебе. Помни, Леора… Ведь ты не забудешь меня? Пожалуйста, помни обо мне. – На его глазах выступили слёзы, и он умоляюще добавил: – Остерегайся пустых, будь начеку, мой огонёк, моя Леора. Я кивнула и, всхлипывая, прошептала в ответ:
– Обещаю.
Плотно сжав губы, мама развязала кожаный шнурок, и папа протянул мне амулет. Я погладила отполированный кусочек дерева, и по моим щекам скатились слезинки. Папа повернул голову и до самого последнего вздоха смотрел на маму. Он покинул мир живых, слыша мамины слова: «Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…» – и ощущая ладонью её поцелуи.
И он ушёл. Вот так просто. Солнце потускнело. Свет истинной добродетели покинул мир, где без него стало темнее и холоднее.
Потом пришли бальзамировщики. Окропили тело маслом и благовониями, завернули в синее покрывало и унесли папу, словно короля. Для меня папа всегда был королём. Ещё несколько дней я приходила в его комнату и вдыхала аромат священных благовоний. Если бы только я могла вдохнуть папу по частичке, а потом выдохнуть обратно! Он со смехом вырвался бы на свет, стал самим собой…
К нашей следующей встрече папина жизнь уже превратилась в книгу. Он вернётся домой после церемонии взвешивания, когда его душу признают достойной. А пока увидеть папу разрешалось в музее. Мы вошли туда в янтарных лучах заката. Нам с мамой позволили прийти после закрытия, чтобы побыть с ним без посторонних. В небольшой комнате, где стоял запах старинной деревянной мебели и благовоний, мы увидели папу в новом образе. Нам принесли небольшой четырёхугольный ящичек, в котором помещалась книга из папиной кожи. Широко раскрыв глаза, мама застыла у моего плеча. Со дня папиной смерти она пребывала в напряжении, то и дело готовая сорваться, будто не охваченная горем, а раздражённая и рассеянная. Иногда она замирала, вглядываясь в пустоту и сжав руки так, что белели костяшки пальцев. Я понемногу вскипала от этой её рассеянности. Откуда у меня силы заботиться о маме? Только не сейчас. Мне была нужна моя спокойная, уверенная в себе мама, которая всегда находи! правильные слова.
Мы открыли ящичек, и запах воска и благовоний пронёсся по комнате, словно поднимая тост за папу. Вот он, с нами. Кожа аккуратно развёрнута, некоторые знаки немного съёжились. Мы переворачивали страницы, вновь ощущая шероховатость папиных предплечий, гладкую кожу спины. Каждая неподвижная страница рассказывала его историю. Сначала мама нервничала, но с каждой перевёрнутой страницей к ней возвращалось спокойствие. Обложка получилась из кожи плеч. Здесь наше изображение и знак папиного рождения – его имя, Джоэл Флинт. Хорошее название. Хороший человек. Приятно познакомиться. Мы перевернули страницу и увидели семейное древо, которое было у папы на спине. Здесь можно прочесть историю его семьи – узнать о маме и обо мне, двух девушках, похитивших папино сердце. Я отыскала своё имя и провела пальцем по буквам, повторяя все изгибы. Некоторых знаков я не видела с детства. Они поблёкли, потускнели от времени.
