– Вроде того. Во всяком случае, близко по смыслу.
– Знаешь, я боюсь смерти.
– Ты хочешь сказать, что отказываешься?
– Нет. И если в последнюю минуту я буду тебя умолять пощадить меня, не обращай на это никакого внимания.
– Хорошо.
Не удовлетворенный работой Серьёзы, Невиль взял фужер, который она поставила на поднос, и заново помыл его. Она вздохнула:
– Ты меня не любишь.
– Потому что я перемыл твой фужер?
– Вдобавок ты издеваешься надо мной. Ты убьешь меня завтра, а тебя это, в сущности, мало волнует.
– Я всего лишь буквально выполняю твои предписания. Ключевое слово – «придется». Вчера, если помнишь, я возмущался, упирался изо всех сил, отказывался как мог.
– А теперь ты согласился?
– Я приноравливаюсь.
– Это гадко.
– А ты чего бы хотела?
– Я хотела бы чувствовать, что ты страдаешь.
– Ты же ничего не чувствуешь, сама знаешь.
– Вчера я чувствовала твою боль. Это нравилось мне вдвойне: чувствовать хоть что-то и чувствовать, что перспектива убить дочь тебя мучит.
– Доброе сердечко!
– Теперь все кончено. Ты больше не страдаешь.
– Я ненавижу жалеть себя. Это низкое чувство. Намотай себе на ус.
– Ах да. Ты думаешь, что еще стоит читать мне мораль?
– Конечно. Тебе осталось целых двадцать четыре часа жизни, притом что мне в тебе открылось, я опасаюсь худшего.
– В сущности, тебя устраивает, что ты меня убьешь. С плеч долой! Я некрасива, недостойна любви и нелюбима.
Анри вздохнул и посмотрел дочери в лицо:
– Обычный кризис переходного возраста – вот что ты мне выдаешь.
– Неправда: заставить родного отца убить меня – это небанально!
– Вот чего ты хочешь, доченька? Быть оригинальной?
– А ты хочешь унизить меня, перед тем как убьешь?
Она разрыдалась. Сердце Невиля дрогнуло, и он обнял ее. Как давно он не видел ее плачущей? Она дала себя обнять, ласково прильнув к нему, но потом высвободилась, как будто вспомнила, что ее роль ей этого не позволяет.
При виде искаженного лица Серьёзы граф окончательно перестал владеть собой; он попался в ловушку.
– Я не убью тебя, детка. Вот почему я счастлив.
– Как это – не убьешь? – переспросила она дрожащим голосом.
– Я не убью тебя, обещаю. Не плачь, девочка моя.
– Но я жду от тебя как раз обратного. Ты не имеешь права взять назад свое слово!
Анри вернулся к фужерам.
– Тебе не угодишь.
– Как ты глуп! Ты не понял, что я ломала комедию? Я ничуточки не боюсь смерти! Просто было ясно как день, что ты решил меня не убивать. Я хотела удостовериться.
– Ты заслуживаешь, чтобы я тебя убил, отрава жизни! И все же я этого не сделаю.
– Ты готов на все, лишь бы пойти мне наперекор!
– Может, хватит нести чушь?
– Вчера ты был согласен! Что случилось?
– Гадалка предсказала, что я убью одного из гостей. А ты не гостья.
У Серьёзы отвисла челюсть.
– Что? Вот в чем дело? – проговорила она после долгого молчания.
– Ты девушка из семьи.
Она расхохоталась:
– Папа, если бы тебя не было, тебя следовало бы выдумать. Можно ли быть до такой степени формалистом?
– Не вижу ничего смешного.
– Если терминология имеет для тебя такое значение, пригласи меня.
– Это невозможно. Ты моя дочь, ты живешь в моем доме, ты несовершеннолетняя и обязана мне повиноваться.
– Ни одна из этих характеристик не является несовместимой со статусом гостьи, и ты сам это знаешь.
– Сегодня суббота, вечер, прием завтра, в воскресенье. Карточку не доставят вовремя.
– Ты смеешься надо мной. Сколько раз на моей памяти ты приглашал людей устно?
– Это нельзя назвать приглашением по всем правилам.
– Плевать. Пригласи меня.
– Когда так грубо требуют, приглашать нет никакого желания.
– Я недостойна быть твоей гостьей, но скажи одно только слово, и я буду приглашена.
– Нахалка!
– Нет. Я понимаю, что прошу тебя о подлинном посвящении. И надеюсь, что ты снизойдешь.
– Ты этого не заслуживаешь.
– Я просмотрела список твоих гостей: ни один этого не заслуживает, папа.
– Как ты скоро судишь! Ты ничего об этих людях не знаешь.
– Я знаю, что они не стоят твоего мизинца.
– Ты любишь меня или ненавидишь?
– Я ненавижу тебя, потому что ты воплощаешь благородство, которое больше не в чести. И за это же я тебя люблю. Из-за тебя я думала, что все взрослые такие же. Я дорого заплатила за свое заблуждение.
– Когда ты говоришь загадками, ты невыносима.
– Пригласи меня, папа.
– Пригласить тебя – значит приговорить к смерти.
– Именно.
– Как я могу пойти на это?
– Папа, я не балованный ребенок. Я тебя никогда ни о чем не просила. В первый раз в жизни я о чем-то тебя прошу.
– Это правда. Но для первого раза ты многого хочешь.
– У тебя нет выбора. Вспомни о предсказании.
– Сегодня ночью я решил убить любого гостя наобум.
– Ты с ума сошел! Тебе и Эврар это скажет.
– Если я расскажу Эврару, о чем ты меня просишь, он наверняка ответит мне, что в нашей среде не было прецедента.
– А Атриды?
– Они не были бельгийцами.
– Ты смешон, папа. И так же смешна твоя жажда прецедента. Зачем он нужен?
– Это один из принципов аристократии. Мы вдохновляемся деяниями предков.
– Браво! С такой идеологией далеко не пойдешь.
– По мне, так мы пошли достаточно далеко.
– Это все пустые слова. Что если обратиться к истокам, когда-то какой-то аристократ должен был первым совершить то или иное деяние.
– У меня, видишь ли, нет никакого желания первым убить свою дочь на приеме.
Серьёза, до сих пор спокойная, вдруг вспыхнула устрашающим гневом:
– Когда ты поймешь, что речь не о том, чего ты хочешь или не хочешь? Судьбе плевать на твое желание! Что ты себе возомнил? Думаешь, жизнь спросит у тебя согласия?
– Успокойся, милая, тебе нет нужды меня просвещать, я сам знаю, как сурова жизнь.
