Команда «Мотор!» прозвучала уже на следующий день – 17 января. При морозе в 22 градуса снимать начали с конца фильма – с эпизода, где Глазычев с Мухтаром идут по следу бандита Фролова. На роль последнего был утвержден Леонид Пархоменко – штатный «злодей» советского кинематографа. Причем в начале своей карьеры он играл роли положительных героев: чекистов в фильмах «Об этом забывать нельзя» (1955), «Дорога» (1956), «Павел Корчагин» (1957). Но после роли Парфена Рогожина в «Идиоте» (1958) режиссеры «разглядели» в актере «злодейские» краски. И Пархоменко стал исполнять также и роли отрицательных персонажей: звонарь в «Хлебе и розах» (1961), бандит Сева в «Сотруднике ЧК» (1964), белый казак в «Донской повести» (1965), тот же Фролов в «Ко мне, Мухтар!».
Однако вернемся на съемочную площадку, где происходили непредвиденные события.
Собаки Байкал и Мухтар были приучены ко всему: бежать, стоять, сидеть, лежать по команде, бросаться на «преступника», если он замахнется на них ножом. Но когда они попали на съемочную площадку, когда зажгли осветительные приборы, заработала камера и загудел, поднимая снежную пыль, ветродуй, собаки наотрез отказались сниматься. Они испуганно озирались по сторонам, потом легли на снег и ни за что не хотели сдвинуться с места. Причем даже проводник, который подбадривал собак, кричал, подкармливал сахаром, никак не мог на них воздействовать. Короче, к подобным съемкам собаки не были приучены.
Все киношники смотрели на Байкала и Мухтара умоляющими глазами, но те на это не реагировали. А проводник растерялся, чувствуя себя виноватым. Единственное, что он мог – объяснил, что собаки боятся ветродуя. Как только его включали, у собак от страха прижимались уши. Однако снимать без него было нельзя – в кадре должна была мести сильная метель, через которую пробираются Глазычев с Мухтаром.
Однако, чтобы не быть в простое (а каждый съемочный день стоил три тысячи рублей), было решено снимать проходы Глазычева без собаки. Так, 17–18 января снимали эпизод, где милиционер идет к «больничке», где лежит раненый Мухтар.
В воскресный день 20 января Никулин от съемок отдыхал, зато работали его партнеры – Вадим Захарченко (следователь, который допрашивает уголовника «Рыбу») и Гусев, которые снялись в эпизоде «У конюшни».
21 января Никулин снова вышел на съемочную площадку – снимали еще один кадр прохода Глазычева. Затем два дня в съемках был перерыв.
24 января снимали эпизоды «Село» и «Поле» с участием Никулина, Захарченко и Валентина Брылеева (милиционер).
25–26 января не снимали.
28 января с двух часов дня до двенадцати ночи Никулин снимался в эпизоде «Село».
29–31 января снимали эпизод «Баня в лесу» с участием Никулина. Погода была скверная – холодно, дул сильный ветер. Однако, несмотря на это, удалось отснять несколько кадров. Правда, без собак – те по-прежнему отказывались сниматься.
1 февраля Никулин снимался в эпизоде «Поле».
В этот же день пришло трагическое известие – накануне умер актер Борис Балакин, который был утвержден на роль старшего лейтенанта Степана Дуговца (на эту роль в итоге возьмут Леонида Кмита).
Балакину шел 51-й год. Он родился в Москве и в кино начал сниматься в середине 50-х – первую роль он сыграл в фильме «Попрыгунья» (1955, крестьянин в телеге). Затем был пятилетний перерыв в съемках. Наконец, в 1960 году все тот же режиссер С. Туманов взял Балакина на роль Ильи в свою знаменитую мелодраму «Алешкина любовь». После этого актера по-настоящему заметили. Его пригласили преподавать во ВГИКе, а в 1963 году он снялся еще в двух фильмах, ставших очень популярными: «Я шагаю по Москве» Г. Данелия (роль таксиста) и «Живет такой парень» В. Шукшина (роль Кондрата Степановича). К сожалению, эти роли стали для актера последними.
3 февраля Никулин и Захарченко снимались в эпизоде «Поле».
4 февраля на съемочной площадке появился бандит Фролов – актер Леонид Пархоменко. С ним и с Никулиным в тот день была проведена репетиция.
5 февраля был переснят эпизод из первых проходов Никулина. А также снимали эпизод с участием Дмитрия Масанова (полковник милиции). А сразу после съемок Никулину сообщили, что у его отца, который угодил в больницу, ухудшилось состояние. И актер тут же рванул в Москву.
Смерть отца
Юрий Никулин вспоминает:
«…Всю ночь я плохо спал. Видимо, перенервничал. Утром меня загримировали, переодели в милицейскую форму и повезли на съемку. Только сняли первый дубль, как мне вручили телеграмму из дома. Три раза подряд прочел я текст: “Папа заболел, приезжай немедленно”. Как назло, свободных машин не было. Прямо со съемочной площадки меня отвезли в Москву на милицейском мотоцикле. Я даже переодеться не успел – поехал в милицейской форме.
Так и вошел в палату к отцу.
Оказывается, опаздывая на хоккейный матч в Лужники, отец бежал и, поскользнувшись, упал на спину. Весь матч он просидел, терпеливо перенося боль. Сумел добраться домой. А утром у него не было сил, чтобы встать. Вызвали “скорую”. Отец, узнав, что приедет врач, с трудом поднялся и побрился.
– Не могу же доктора встречать небритым, – сказал он.
Врач сразу поставил диагноз: инфаркт. Отца на стуле бережно перенесли в машину.
Два дня (6–7 февраля) я провел в больнице. Отец очень огорчался:
– Народ в палате жуткий – решают кроссворд и не могут отгадать самых простых слов. Приходится подсказывать.
Непривычно мне было видеть отца слабым, с трудом говорившим. Он почти никогда не болел. Я помню его всегда бодрым и энергичным. По натуре своей он величайший оптимист. Как бы трудно нам ни жилось, какие бы неприятности ни возникали у него с работой, я не помню его печальным или озабоченным. От него всегда исходила какая-то радость, постоянно он был в движении, веселый и других заражал оптимизмом. С ним легко жилось. По крайней мере мне, мальчику. Каждое утро после зарядки он читал стихи, а иногда пел песни. Если отец, одеваясь, напевал свой любимый романс: “Отцвели уж давно хризантемы в саду…”, я знал – у него преотличное настроение.
Отца любили мои друзья. Занимаясь в школе, а потом в студии клоунады, я часто приглашал своих товарищей домой, и они всегда спрашивали: “А отец будет?”. Если я отвечал – будет, то они радовались, предвкушая услышать смешные истории, анекдоты, рассказы.
Маленьким я мечтал дожить до пятидесяти лет, как бабушка. Пятьдесят лет – все-таки полвека! Позже я мечтал дожить до шестидесяти. А теперь жду открытий в медицине, которые позволили бы продлить жизнь до ста лет.
Я сидел у постели отца, смотрел на него и, как говорится, тоже молил Бога, чтобы все обошлось.
Отец спросил меня, как снимают собак в фильме, как мне работается. Потом незаметно уснул. И мне тоже захотелось спать. Я пошел в ординаторскую и задремал там на кушетке.
