Конечно, только в том случае, если они сами в нем не заинтересованы.
— Я понял, — кивнул Дронго, — кажется, теперь я начинаю
понимать, в чем дело. Сказки насчет единственного эксперта оставим для
дурачков. Вам нужен не просто посредник, вам нужен свой человек в Иране,
которому вы доверяете. Вы рассчитали, как всегда, все точно, С одной стороны,
вам действительно нужен посредник на ваших переговорах с иранцами, а с другой,
нужно, чтобы этот человек был одновременно и аналитиком, который сумеет
просчитать, искренне ли Тегеран идет на этот контакт или действительно поддерживает
террориста. Я прав?
— Ты сказал это лучше меня, — развел руками Павел.
— И именно поэтому я говорю нет, — резко сказал Дронго, — я
не собираюсь втягиваться в ваши разборки. С меня достаточно собственных
проблем.
— Ты понимаешь, что мы просто не успеем так быстро найти
другую подходящую кандидатуру, — сказал Павел. — Ты ставишь нас в очень трудное
положение. Формально мы почти в состоянии войны. Кто-то должен выйти на
иранцев. Мы уверены, что он постарается подставить именно их. Я не думаю, чтобы
им это было выгодно. После того как в Германии местное правосудие обвинило
официальный Тегеран в поддержке террористов, любой другой теракт будет
окончательным разрывом европейских держав с Ираном. Они это должны понимать.
— Это верно, — согласился Дронго, — но при чем тут вы?
— Он считает, что иранцы его предали, — пояснил Павел, — и
постарается на этом отыграться. Но главные его враги — это мы. Ты понимаешь,
что его удар может срикошетить и на нашу страну. А у Москвы сейчас союзнические
отношения с Тегераном, и они обещали нам содействие.
— И все-таки я отказываюсь, — пожал плечами Дронго. — Думаю,
вы можете действовать и через Москву. Можно найти агента, который поедет на
переговоры представлять вашу сторону.
— Но у него не будет твоих аналитических способностей. Он
может не понять, в какую игру его втягивают.
— Все равно — нет.
— Я так и думал, — кивнул Павел, — кажется, я тебя не
убедил.
— Просто я в эти игры уже давно не играю.
— По нашим сведениям, — вдруг сказал Павел, — речь идет не
просто о террористическом акте. Возможно, он планирует нечто более серьезное.
Настолько серьезное, что впервые в своей истории мы готовы сотрудничать даже с
иранцами.
Поэтому мы и вышли на российские спецслужбы.
— Тем более, — зло ответил Дронго, — я думаю, подключив все
резервы, которые есть у вас и у Москвы, вы можете вообще убрать всех
террористов по всему земному шару. Вам незачем еще и такой помощник, как я.
— Твой авторитет эксперта… — начал Павел.
— Хватит, я уже отказался. Вместо следующей реплики Павел
достал из кармана еще несколько фотографий.
— Это Наджибулла, — показал он на повешенного, — а это его
брат.
Рассказать тебе, как их пытали? Ты ведь их знал лично.
— Не нужно, — мрачно сказал Дронго. — В конце концов, я не
могу быть спасителем всего человечества.
Павел посмотрел на него и бросил на стол еще одну
фотографию. На ней была улыбающаяся девушка.
— Это моя сестра Эльвира. Ты ее должен помнить. Когда мы
уезжали в Израиль, она была совсем девочкой.
— Да, конечно, помню. Она еще разбила бутылку пива, за
которой ты ее посылал, — улыбнулся Дронго, — тогда ей было лет пятнадцать.
Павел не улыбнулся.
— Она погибла, — сказал он, — во время взрыва на базарной
площади в Иерусалиме. По нашим сведениям, одним из организаторов взрыва был
Aхмед Мурсал.
Он тогда еще не окончательно порвал со своими союзниками.
Неужели ты хочешь, чтобы вот так погиб еще кто-нибудь? Неужели ты действительно
этого хочешь?
Дронго смотрел на фотографию девушки. Потом отвернулся.
Целую минуту молчал. И наконец сказал:
— У тебя неприятный аргумент, Павел. Но, кажется, я решил
поменять свое мнение. Хотя мне все равно не нравятся ни твой приезд, ни ваше
предложение.
Москва. 25 марта 1997 года
Он приехал на эту встречу в крайне подавленном настроении.
Не хотелось ни думать о предстоящей командировке, ни даже встречаться с этими
людьми. Он уже понимал: Павел недоговаривает, самого главного он все-таки ему
не говорит, решив оставить какой-то наиболее важный аргумент в запасе, вплоть
до того момента, когда они встретятся все вместе.
Но он понимал и другое. Отказаться, не выслушав, было просто
невозможно. Это было и опасно. Необходимо было понять, почему именно к нему
приехал Павел и почему МОССАД решил выйти на сотрудничество с Москвой,
задействовав в операции бывшего аналитика ООН, которому формально они не должны
были доверять.
Разумеется, сам визит его бывшего товарища и Соловьева в Москву
был вызван крайне неординарными событиями, о которых Дронго и собирался узнать.
Встреча состоялась далеко за городом, куда он приехал вместе
с Павлом и молчаливым водителем, очевидно, представлявшим уже российскую
сторону.
Дача, куда их привезли, была одним из многочисленных
специально оборудованных мест для встреч подобного рода. В прежние времена у
всесильного КГБ таких мест было достаточно много. Спустя шесть лет после
развала некогда самой крупной спецслужбы в мире у российской разведки осталось
не более двадцати — двадцати пяти таких объектов в Московской области.
Приходилось экономить на всем, в том числе и на подобных местах, которые
старались использовать по мере надобности, не привлекая внимания соседей.
Когда Дронго вышел из автомобиля, он увидел спешившего к ним
«хозяина дачи» и удовлетворенно кивнул. Собственно, он и не сомневался, что на
эту встречу обязательно пригласят генерала Светлицкого, одного из руководителей
специального управления Службы внешней разведки. Генерал вышел к ним одетый в
обычную дорожную куртку, мягкие вельветовые брюки. И если бы не внезапно
вытянувшийся водитель, можно было принять генерала за обычного дачника,
гостеприимно встречавшего своих гостей.
— Добрый день, Дронго, — улыбнулся генерал, — кажется, мы не
виделись много лет.
— Лет пять, — пожал протянутую руку Дронго. — Меня больше
использовали сотрудники другого ведомства, которым всегда нужно было проводить
какие-то собственные расследования, и каждый раз достаточно конфиденциально.
— Знаю, — кивнул генерал. — Сейчас особенно ценятся
независимые эксперты, которые не связаны с нашими спецслужбами.
— Надеюсь, у вас не похожие проблемы? — спросил Дронго.
— Посмотрим, — генерал не любил словоблудия.
