Вот оно. Я вином благодати
Опьянялся и к смерти готов,
Я монета, которой Создатель
Покупает спасенье волков.
Эпиграф – из «Домика в Коломне» А. С. Пушкина, строфа XII. Мой редактор мной недоволен – имеется в виду Владимир Николаевич Орлов (1908–1985), литературовед, редактор книги Ахматовой «Стихотворения». М. – Л., Гослитиздат, 1946, весь тираж которой был уничтожен цензурой. «Поэма без героя» в эту книгу включена не была. И во сне мне казалось, что это // Я пишу для кого-то либретто. – В 1920–1921 годах А. Ахматова писала либретто к балету А. С. Лурье «Снежная маска» (по лирическому циклу Ал. Блока). Текст либретто до нас не дошел, но в некоторых редакциях Поэмы существует вариант строки: «Я пишу для Артура либретто». С другой стороны, и саму «Поэму без героя» Ахматова рассматривает как возможное либретто к еще не существующей музыке Лурье (в 1959 году он действительно напишет «Заклинания» к «Поэме без героя»). И цыганочка лижет кровь – в подлиннике цитата звучит так:
«Девушка, смеясь, с полосы кремневой
Узким язычком слизывает кровь».
(Н. Гумилев.
«У цыган», сб. «Огненный столп»).
Расстояние как от Луги // до страны атласных баут. – Зоя Борисовна Томашевская помнит другой вариант, однажды читанный Ахматовой в семье Томашевских: «Расстояние как от Луги // До сионских горних высот» – явная перекличка со стихотворением А. С. Пушкина «Напрасно я бегу к сионским высотам…» (1836). Так и знай – обвинят в плагиате. – На полях рукописи, напротив этой строфы, рукой Ахматовой карандашом написано: «Форель разбивает лед» (Собрание О. И. Рыбаковой). Под «плагиатом» Ахматова имела в виду заимствование ритмического рисунка (с некоторыми вариациями) строфы Поэмы из «Второго удара» поэмы М. А. Кузмина «Форель разбивает лед». В широком смысле «плагиат» – своего рода творческий прием Ахматовой; при создании Поэмы она, обычно без ссылок на источники, вводит в текст множество полускрытых цитат из самых разных авторов, независимо от степени их известности, не ссылаясь при этом на источники. Характерна пометка акад. М. В. Нечкиной на полях «Поэмы»: «Мое! Как можно!» (сообщено составителю знакомой Ахматовой – З. Д. Виноград). В настоящее время исследователями «цитатный слой Поэмы» в значительной степени опознан, но вряд ли эта работа может быть доведена до конца. Часть третья. Эпилог. Эпиграф – из романа американского писателя Эрнеста Хемингуэя (1899–1961) «Прощай, оружие!». В подлиннике выражение звучит мягче: «Мне кажется, что с нами случится все самое ужасное». Городу и другу – то есть поэму в «ташкентской редакции» Ахматова посвятила одновременно Ленинграду – городу и другу – Владимиру Георгиевичу Гаршину, который всю блокаду проработал в осажденном Ленинграде. Впоследствии, после встречи и разрыва в 1944 году с Гаршиным, она везде сняла посвящения и переделала строки в «Эпилоге» (Ср. «Ты мой грозный и мой последний» и «Ты не первый и не последний…» – в поздних редакциях). И на старом Валковом поле. – В списке «ташкентской» редакции Поэмы, сделанном в Ташкенте юным другом Ахматовой Эдуардом Бабаевым, сохранился иной, очевидно, более ранний вариант: «И на старом Марсовом поле». Однако «крестов» на братских могилах не было ни на Марсовом, ни на Волковом, поэтому в более поздних редакциях Ахматова изменила строку «В чаще новых твоих крестов» на «Над безмолвием братских могил». Кто в Ташкенте, кто в Нью-Йорке. – В Нью-Йорке в это время оказался А. С. Лурье, который бежал из оккупированной гитлеровцами Франции в США, где и прожил всю оставшуюся жизнь. Словно та, одержимая бесом, // Как на Брокен ночной неслась. – По немецкой народной легенде, на гору Броккен в Гарце в Вальпургиеву ночь (накануне 1 мая) слетаются ведьмы.
Окончательная редакция (1940–1965). – В течение четверти века Ахматова работала над Поэмой, создавая время от времени ее «окончательные» редакции. Так было и в 1946 году, и в 1960, и в 1962. Однако и в 1963 в Поэме появляются новые строфы, а последняя запись о работе над Поэмой относится к 19 апреля 1965 года, когда в Доме творчества в Комарове Ахматова в последний раз просматривала ее текст. Однако канонического текста Поэмы не существует. Во-первых, Ахматова до конца жизни не решалась заменить «точечные» строфы «Решки» в принадлежащих ей рукописях поэмы, и эти замены стали известны в нашей стране только теперь, благодаря публикациям Л. К. Чуковской («Горизонт», 1988, № 4, с. 51–55). Во-вторых, стремясь опубликовать поэму, Ахматова шла на цензурные уступки и в дальнейших, уже посмертных републикациях, эти уступки печатались как соответствующие воле автора и, тем самым, превращались (и до сих пор превращаются) в ложные каноны. Очевидно, перед текстологами-ахматоведами стоит задача издания единого комментированного свода всех редакций «Поэмы без героя» в серии «Литературные памятники». В настоящем издании, не претендующем на исчерпывающе научный характер, представлены с возможной полнотой и в соответствии с авторской волей лишь первая и последняя редакции Поэмы, а также частично «Проза о Поэме», углубляющая представление о произведении в целом, хотя требующая, в ряде случаев, отдельных комментариев.
По объему окончательная редакция поэмы превышает «ташкентскую» почти вдвое. За двадцать пять лет работы над ней Поэма превратилась для Ахматовой в род своеобразного лирического дневника, на страницы которого жизнь время от времени приводила новые персонажи. Так, в редакции 1946 года в Поэме впервые появляется «Гость из Будущего», в редакции 1962 года – «лагерная» тема, связанная с постановлением 1946 года и новым арестом в 1949 году сына Л. Н. Гумилева.
В записных тетрадях Ахматовой последнего года ее жизни сохранились следы дальнейшей работы над Поэмой. В 1965 году Ахматова записывает новый эпиграф к «Поэме без героя» из романа гр. В. А. Комаровского «До Цусимы». В этом несохранившемся романе, который Ахматова слушала в 1915 году у Кардовских в Царском Селе, когда его читал Д. Святополк-Мирский (душеприказчик Комаровского), сестра героя, петербургская светская дама, узнав, что брат умирает, произносит бессмертную фразу: «Мне надо раньше лечь спать – Je dois être fraiche pour la панихида» («Я должна хорошо выглядеть на панихиде» – франц.) (РГАЛИ, ед. хр. 114, стр. 101). Французская фраза, воспроизведенная Ахматовой по памяти, должна была стать еще одним эпиграфом к Поэме. Можно, таким образом, сделать вывод, что, проживи Ахматова дольше, работа над Поэмой продолжалась бы. Об этом свидетельствуют новые строфы к Поэме, сохранившиеся в записных книжках последних лет (РГАЛИ, ф. 13, ед. хр. 110, с. 56.)
И тогда мой гость зазеркальный,
Не веселый и не печальный,
Просто спросит: «Простите – меня?»
Обовьет, как цепью жемчужной,
И мне сразу станет не нужно
Мрака ночи и блеска дня.
или
И тогда, как страшное действо,
Возникают следы злодейства,
Пестро кружится карусель,
И какие-то новые дети
Из еще не бывших столетий
Украшают в Сочельник ель.
(РГАЛИ, ф. 13, ед. хр. 103, с. 30).
Текст последней редакции «Поэмы без героя» печатается по своду рукописей, хранящихся в РНБ, РГАЛИ и в архиве Л. К. Чуковской. Вместо предисловия. – Эпиграф – из «Евгения Онегина» (гл. VIII, строфа I). «Еже писахъ – писахъ» («что я написал, то написал» – церковнослав.) – слова Понтия Пилата, отказавшегося исправить надпись «Иисус Назорей, Царь Иудейский», сделанную им на кресте, на котором был распят Христос (Иоанн, XIX, 22). Посвящение. – Вс. К. – Всеволод Гаврилович Князев (1891–1913) – поэт, прототип «драгунского корнета», персонаж первой части Поэмы. См. о нем в статье Р. Д. Тименчика «Рижский эпизод в «Поэме без героя» («Даугава», 1984, № 2, с. 113–121). Впоследствии Ахматова узнала, что дата написания Посвящения оказалась датой второй годовщины гибели О. Э. Мандельштама (27 декабря 1938 года). В некоторых списках Первое посвящение, возможно, из-за этого совпадения, переадресовано О. Мандельштаму. Второе посвящение. – О. С. – Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина, актриса, умерла в Париже в 1945 году; Путаница и Психея – роли, которые она исполняла в 1913 году в пьесах Ю. Беляева. Та, его миновавшая чаша… – ср. в стихотворении В. Комаровского «Видел тебя красивой лишь раз…» (1913), посвященном Ахматовой: «Или это лишь молодость – общая чаша?» (В. А. Комаровский покончил с собой в 1914 г.) Третье и последнее. Эпиграф – первая строка баллады В. А. Жуковского «Светлана». Второй эпиграф указывает на то, что речь идет не о православном, а о католическом Крещении. Время действия в этом «Посвящении» – 5 января 1946 года, когда, в канун Крещения, Ахматова гадает на того, кто когда-то ей играл «Чакону» Баха (А. Лурье в 1915 году), но вместо него приходит сэр Исайя Берлин, приходит, чтобы «заслужить» Посвящение и проститься на 10 лет (дата написания «Посвящения» – 5 января 1956 года). Часть первая. Глава первая. Эпиграфы: первый – из стихотворения Ахматовой «После ветра и мороза было…»; второй – из «Евгения Онегина» А. С. Пушкина (гл. V, строфа X). Фауст, Дон-Жуан, Дапертутто, Иоканаан, Глан, Дориан – волшебно оживающие куклы, оставленные Ольгой Глебовой-Судейкиной своей подруге Ахматовой на хранение перед отъездом за границу в 1924 году. Эти куклы хранились в особых коробках и показывались друзьям только в торжественных случаях. Они не только изображали легендарных исторических лиц, но носили черты сходства с некоторыми «знаменитыми современниками», имевшими аналогичные прозвища (Так, Фауст отождествлялся с Вяч. Ивановым, Иоканаан – с Шилейко, Дапертутто – с Мейерхольдом и т. п.). Образы Иоканаана и Саломеи в контексте петербургской литературной мифологии начала XX века подсказаны трагедией О. Уайльда «Саломея» (1893) и оперой Штрауса на ее текст. Общий баловень и насмешник – здесь и далее под масками Калиостро, Сатаны изображен главный антагонист Ахматовой в поэме – поэт Михаил Алексеевич Кузмин (см. о нем на с. 315–316 в «Прозе о Поэме»). Отношение Ахматовой к Кузмину на протяжении долгих лет их знакомства было далеко не однозначным. Дружеские вначале, они были окончательно испорчены в 20-е годы, когда Кузмин выдвигал на роль «королевы поэзии» Анну Радлову, а Ахматову едко называл «бедной родственницей», имея в виду ее положение в семье Пуниных (сообщено составителю О. Н. Арбениной-Гильдебрандт). Таких вещей Ахматова не прощала. Гость из будущего! – Неужели // Он придет ко мне в самом деле, // Повернув налево с моста? – Сэр Исайя Берлин в первый раз пришел в гости к Ахматовой 26 ноября 1945 г., повернув налево с Аничкова моста к Фонтанному Дому, где она тогда жила. Глава вторая. Эпиграф – из стихотворения Ахматовой «Голос памяти», посвященного О. А. Глебовой-Судейкиной. И опять тот голос знакомый… – «шаляпинская строфа» в сб. «Бег времени» печаталась в смягченном варианте:
