Cтраница 49
Кто за полночь под окнами бродит,
На кого беспощадно наводит
Тусклый луч угловой фонарь, –
Тот и видел, как стройная маска
На обратном «Пути из Дамаска»
Возвратилась домой не одна!
Уж на лестнице пахнет духами,
И гусарский корнет со стихами
И с бессмысленной смертью в груди
Позвонит, если смелости хватит, –
Он тебе, он своей «Травиате»
Поклониться пришел. Гляди!
Ни в проклятых Мазурских болотах,
Ни на синих Карпатских высотах…
Он на твой порог
Поперек…
Да простит тебя Бог.
* * *
Это я – твоя старая совесть
Разыскала сожженную повесть
И на край подоконника
В доме покойника
Положила и на цыпочках ушла.
Послесловие
Все в порядке: лежит поэма
И, как свойственно ей, молчит.
Ну, а вдруг как вырвется тема,
Кулаком в окно застучит?
И на зов этот издалека
Вдруг откликнется страшный звук –
Клокотание, стон и клекот,
И виденье скрещенных рук?..
26/27 декабря 1940 г.
Ночь
Часть вторая
Решка
(Intermezzo)
…Я воды Леты пью,
Мне доктором запрещена унылость.
«Домик в Коломне»
I
Мой редактор мной недоволен,
Клялся мне, что занят и болен,
Засекретил свой телефон:
«Как же можно!.. три темы сразу.
Дочитав последнюю фразу,
Не поймешь, кто в кого влюблен,
II
Кто зачем и когда встречался,
Кто погиб и кто жив остался,
И кто автор и кто герой.
И к чему нам сегодня эти
Рассуждения о поэте
И каких-то призраков рой?..»
III
Я сначала сдалась, но снова
Выпадало за словом слово.
Музыкальный ящик гремел.
И над тем ребристым флаконом
Языком кривым и зеленым
Неизвестный мне яд горел.
IV
И во сне мне казалось, что это
Я пишу для кого-то либретто;
И отбоя от музыки нет.
А ведь сон – это тоже вещица:
«Soft embalmer»
[89], Синяя птица
Эльсинорских террас парапет.
V
И сама я была не рада,
Этой адской арлекинады
Издалека заслышав вой.
Все надеялась я, что мимо
Пронесется, как хлопья дыма,
Сквозь таинственный сумрак хвои.
VI
Не отбиться от рухляди пестрой, –
Это старый чудит Калиостро,
За мою к нему нелюбовь.
И мелькают летучие мыши,
И бегут горбуны по крыше,
И цыганочка лижет кровь.
[90]
VII
Карнавальной полночью римской
И не пахнет. Напев Херувимской
За высоким окном дрожит.
В дверь мою никто не стучится.
Только зеркало зеркалу снится,
Тишина тишину сторожит.
VIII
Но была для меня та тема,
Как раздавленная хризантема
На полу, когда гроб несут.
Между «помнить» и «вспомнить», други,
Расстояние, как от Луги
До страны атласных баут.
IX
Бес попутал в укладке рыться…
Ну, а все же может случиться,
Что во всем виновата я.
Я – тишайшая, я – простая,
«Подорожник», «Белая Стая»…
Оправдаться, но как, друзья!..
X
Так и знай – обвинят в плагиате…
Разве я других виноватей?
Впрочем, это в последний раз…
Я согласна на неудачу
И смущенье свое не прячу
Под укромный противогаз.
XI
Но сознаюсь, что применила
Симпатические чернила,
Что зеркальным письмом пишу,
Что другой мне дороги нету, –
Чудом я набрела на эту
И расстаться с ней не спешу.
XII
Та столетняя чаровница
[91]Вдруг очнулась и веселиться
Захотела. Я не при чем.
Кружевной роняет платочек,
Томно жмурится из-за строчек
И брюлловским манит плечом.
XIII
Я пила ее в капле каждой
И, бесовскою черной жаждой
Одержима, не знала, как
Мне разделаться с бесноватой,
Я грозила ей Звездной Палатой
И гнала на родной чердак, –
XIV
В темноту под Манфредовы ели,
И на берег, где мертвый Шелли,
Прямо в небо глядя, лежал.
И все жаворонки всего мира
Разрывали бездну эфира,
И факел Георг
[92] держал.
XV
Но она твердила упрямо:
Я не та английская дама
И совсем не Клара Газуль.
Вовсе нет у меня родословной,
Кроме солнечной и баснословной,
И привел меня сам Июль.
XVI
