Барон криво осклабился. Да уж, как все хорошо шло… Но теперь ситуация снова переменилась, и ему нынче надо позаботиться, чтобы никто не догадался, что за большей частью нападений на наиболее богатые торговые караваны и самые богатые окрестные замки стоит родовой аристократ и утвержденный барон империи. А ведь как все хорошо складывалось…
План был воистину гениален! Сначала скооперироваться, а затем и взять под прямой контроль часть наиболее управляемых банд, для того чтобы с их помощью ухватить самые лакомые куски. Ну а после того, как закрома достаточно наполнятся, — всех уничтожить, представ перед высшим обществом герцогства в ореоле истинного аристократа — защитника слабых, твердой рукой возвращающего закон и покой на исстрадавшуюся землю запада. Возвращающего, но пока, несмотря на все явно видимые усилия, не вернувшего. А усилия были видны, видны… Барон во главе вновь набранной дружины неделями не слезал с седла, мотался по всему герцогству, ночуя в различных замках и с мужественной горечью повествуя то одной, то другой одинокой хозяйке о своих страданиях, вследствие того, что из-за проклятой болезни он не смог исполнить свой святой долг владетеля и прийти по зову императора. И единственное, что ему осталось, дабы не покрыть себя окончательным позором, это всеми силами бороться с этой страшной напастью, охватившей герцогство… О-о, какими велеречивыми и высокопарными эпитетами его награждали. Как горячо и жарко его благодарили. Как готовы были помочь… И иногда действительно помогали, отправив с ним пару-тройку, а то и десяток бойцов из числа тех, кто еще оставался в замке. Ну а то, что иногда, после того как он покидал очередной замок, на него внезапно нападала банда… что ж, в жизни есть место и подвигу, и трагедии. Наша ли в этом вина? Зато какие барыши это приносило им с Кабаном! Это тебе не обычный торговый караван ограбить. Богатства в замках аристократии копились не годами, а столетиями…
И спал он после подобного вполне спокойно. Злоба на тех, кто его когда-то, как он считал, предал, забыл, извергнул из своих рядов, выжгла в душе любые капли стыда или хотя бы смущения. Более того, барон создал целую концепцию, заключающуюся в том, что и времена, и нравы меняются. Поэтому то, что когда-то было немыслимым, сначала становится всего лишь невозможным, затем просто неодобряемым, а чуть позже переходит в разряд обыденного, а затем — и вообще остромодного. Так что можно считать, что он, барон Каэверли, просто является первым, кто начинает практиковать нечто в недалеком светлом будущем совершенно обыденное или даже модное…
Впрочем, несмотря на столь изящную стройность этих рассуждений, барон позаботился о том, чтобы поводов для озвучивания их у него не появилось. Что ж поделать — благородное общество пока еще слишком косно и отстало, чтобы оценить столь изящные умозаключения… особенно если учитывать, какие именно действия барона они должны были оправдать. И это ему пока вполне удавалось. Во-первых, потому, что несмотря на всю свою распущенность и жадность последний барон Каэверли был умен и неплохо образован. Уж это-то папаша смог ему обеспечить… А как ни говори, образование определенным образом перестраивает мозги, часто позволяя замечать возможности и перспективы там, где человек без образования не способен увидеть ничего, кроме проблем. Ну а во-вторых, потому что здесь, на западе, осталось слишком мало тех, кто был способен хотя бы задать барону какие-нибудь неприятные вопросы. Не говоря уж о том, чтобы начать предпринимать какие-то действия, предназначенные для того, чтобы докопаться до истины… Чтобы там ни было, этому самозваному императору, пожалуй, можно было сказать спасибо. Уж очень вовремя он вспомнил о праве Сюзерена требовать службу от своих вассалов. Впрочем, если пройти по этой цепочке до конца, скорее всего спасибо стоило сказать даже не императору, а оркам…
Так что уже спустя полгода после того, как состоялся его разговор с Кривым Кабаном, тот договор, который он заключил с этим бывшим стражником, начал приносить барону очень неплохой доход. Такой, что спустя еще месяц барон сумел дать в своем замке первый за многие годы бал, чрезвычайно удивив этим большинство своих соседей. Впрочем, было бы кого удивлять. Соседские замки были полупусты, скучны и унылы… Так что «блестящее общество», явившееся засвидетельствовать свое почтение барону Каэверли, почти сплошь состояло из стариков и старух, с чрезвычайно редкими вкраплениями совершенно сопливой молодежи и новоиспеченных вдов. Замужние женщины, как и девицы на выданье, дружно остались по домам, верно, ожидая возвращения из похода своих супругов и женихов. Но барон не расстроился. Начало было положено, а там… чем дольше продлится война, тем больше он сможет округлить свой капитал. И тем более достойное место он сумеет занять в итоге. И… о, нет, торопиться он не будет. Присмотрится, подумает… война — это всегда расходы. Большие. А иногда вообще неподъемные. Особенно если военное счастье окажется слишком переменчивым. Барон Каэверли же, если судить по тому, как все развивается, к концу войны совершенно точно должен был оказаться в числе тех, кто будет весьма твердо стоять на ногах. Уж куда крепче тех идиотов, что поперлись «исполнять свой долг»… Так что кто знает, вполне возможно, ему удастся заполучить в супруги куда более престижную партию, чем даже те, что когда-то планировал его отец. А у папаши-то были очень не слабые амбиции…
И вот теперь, похоже, над его планами нависла какая-то непонятная угроза. Потому что с уничтожением банды Кривого Кабана те славные ручейки золота, что весело бежали тайными тропками в его округлившуюся мошну, должны были почти совершенно иссякнуть. И возникшее у барона еще после уничтожения еще предыдущей из прикормленных им банд ощущение, что это совсем не случайно и что тучи начали сгущаться над ним самим, сейчас превратилось фактически в уверенность. А это означало, что пришло время как можно быстрее зачищать концы и обрывать любые нити, которые могли бы привести к нему. Что поделать, люди пока еще не доросли до того уровня свободы и незашоренности, до которого дорос барон. Так что если пройдет слух насчет того, чем он тут занимался, пока остальные прохлаждались в армии этого самозванца…
Барон Каэверли вынырнул из тягостных размышлений и тряхнул головой, отгоняя тяжкие мысли, после чего запер ящик стола и поднялся на ноги. А пошло оно все к Темным богам! В конце концов, его сейчас ожидает нечто куда более приятное. Эта графиня Умбертен весьма жаркая штучка. Он обхаживал ее почти два месяца. Причем не только по всем правилам галантной науки, но и предпринимая кое-что присущее, скорее, не слишком чистому на руку купцу, а никак не аристократу. Вдова графа Умбертена даже не догадывалась, что ее трудности с деньгами и неуступчивость кредиторов появились не сами по себе… Хотя львиная доля вины за ее нынешние неприятности, естественно, лежала на ее покойном муже. Покойный граф был образцом дворянина и, отправляясь по призыву самозванца, для наилучшего снаряжения своей уже давно не воевавшей дружины не только выгреб всю свою казну, но еще и изрядно назанимал у ростовщиков. Но и барон также приложил свою руку… А вот не надо было в свое время называть кое-кого «жалким неудачником». Пусть и не в глаза, а как бы «в своем кругу», но ведь на свете так много «добрых людей», которые не преминут донести до тебя все гадости, которые о тебе говорят. Люди же ведь так любят повысить собственную самооценку через унижение того, кто в данный момент кажется им слабым и проигравшим… О, как бы ему хотелось напомнить графине эти слова теперь, когда она принялась сама обхаживать барона, надеясь с его помощью если не решить свои проблемы, то хотя бы снизить их остроту. Но увы, к сожалению, жизнь устроена так, что мы не всегда можем позволить себе то, чего нам страстно хочется. Как сказал кто-то из мудрецов: «Не все, что можно делать безнаказанно, следует делать». Эх, если бы барон Каэверли понял это немного раньше, ему удалось бы в этой жизни избежать очень многих огорчений. Но главное, что он это все-таки понял… Так что сейчас придется удовольствоваться всего лишь, так сказать, доступом к телу. Впрочем, тело было вполне себе достойным… А еще в данной ситуации был один пикантный момент, который, как считал барон, переводил ее для него в ранг вполне достаточного вознаграждения. Дело было в том, что графиня возляжет с ним, даже не догадываясь, что отдает свою… о, нет, конечно, не любовь и даже не привязанность, но благосклонность и, н-да, пожалуй, и честь, тому, кто как раз и сделал ее вдовой. Потому что именно барон собственной рукой нанес тот самый удар, который и прервал земной путь графа Умбертена…
