Мальчику следует пообещать свободу. Полную свободу. И посулить ему деньги. Много денег. Столько денег, что у него захватит дух. Пусть даже миллион долларов. Неважно, сколько долларов ему обещать – все равно эти деньги хозары не станут отдавать. Ни копейки он не получит. Но пообещать ему деньги, хорошие деньги – надо.
А для начала молодого компьютерщика следует хорошо накормить. И напоить. И привезти ему бабу. (Русские мальчики, конечно, гораздо более квелые, чем хозарские, но даже они в свои девятнадцать лет только о бабах и думают.) А после, когда компьютерный пленник насытится и размякнет, я приеду поговорить с ним. И я сам дам ему задание.
И сразу же, прямо сегодня, умного юнца следует подсадить на наркотики. Для начала подмешать порошок ему в питье и пищу. А через два приема (или через три, или через пять) мальчик уже не сможет жить без наркоты. И тогда он, сам того не замечая, станет нашим рабом. Хозарским рабом. Сначала-то он будет считать себя свободным, однако наркотики прикуют его к нам, хозарам, надежнее, чем любая цепь. Самая крепкая цепь. И, чтобы получить очередную дозу, он станет делать все, что мы ему будем диктовать.
А потом, когда мальчик сделает свое дело, мы избавимся от него. Сначала выпотрошим все его мозги, а затем – уничтожим его тело. Уничтожим – чтобы не давать ему никаких денег. И чтобы его маленький поганый язык никому ни о чем не рассказал.
Итак, маленького врага, мелкого пакостника, можно и нужно сейчас использовать как мощного союзника. План вполне ясен. И он очень хорош».
Каримов достал свой мобильник и, не снижая скорости, набрал номер телефона.
Павел Синичкин. В то же самое время
Я слышал разговоры, что велись в квартире, где содержался Ленчик. Мой передатчик, установленный в отверстии, что я проделал в потолке в квартире бойкой бабуси, действовал на волне примерно сто сорок мегагерц. Он покрывал площадь в радиусе не десяти километров (как меня уверяли при покупке), а примерно трех. Мое жилье на Большой Дмитровке, к сожалению, в данный радиус не влезало. Однако «жучок»-передатчик я мог слышать в офисе и в принципе в квартире у Даши.
Но сообщать Даше, что отыскал ее сына, я не стал. Ее материнская оголтелость внесла бы в мои действия совершенно ненужную нервозность. Я вообще ни одному человеку не рассказал, что обнаружил Ленчика. Я задался, конечно, вопросом: «Правильно ли я поступаю? Может, следует передать информацию о местонахождении Ленчика в правоохранительные органы? Ладно: пусть в РУБОПе у хозар имеется информатор. Но ведь остается еще Петровка. Остаются мои друзья в моем бывшем отделении… Может, организовать силовую акцию по его освобождению?» Однако оперативное чутье подсказывало мне: не надо. И не только потому, что у кавказцев шпионы могут оказаться где угодно. Я знал статистику: при силовом освобождении заложников вероятность их, заложников, гибели или тяжелого ранения составляет около тридцати процентов. Я вовсе не хотел, чтобы Ленчик оказался в числе этих процентов. И потому я слушал разговоры в квартире-тюрьме – и ждал. Ждал – сам не знаю чего.
Я расположился в своем офисе, поставил передатчик на стол, слушал его шелест и хрипение – и ждал. На девяносто пять процентов работа сыщика состоит из ожидания.
Увы: львиная доля разговоров велась в Ленчиковых застенках по-хозарски. Я, естественно, не понимал ни бельмеса.
Вот в недрах квартиры-тюрьмы зазвонил-запиликал сотовый телефон. Хозарин-тюремщик ответил на звонок. И снова разговор пошел по-хозарски. Я по-прежнему ни черта не разбирал. Однако по тому, что тон Ленчикова сторожа подобострастно изменился, я догадался: звонит какой-то хозарский главарь. Во время разговора хозарин-тюремщик пару раз сказал по-русски: «компьютер», «хакер». Я понял: разговор касается Ленчика.
В телефонном диалоге тюремщик трижды почтительно называл своего невидимого (а для меня и неслышимого) собеседника: «дары’тудун».«Дары’» – кажется, по-хозарски значит «дорогой» или «многоуважаемый». А вот «тудун»… Я вспомнил хозарскую иерархию и понял: в квартиру-тюрьму звонит один из тудунов, то есть кто-то из трех главных подручных великого хозарского хакана.
Леня Коноплев. В то же самое время
В комнату вошел хозарин-тюремщик – тот, что выглядел более европейским, более симпатичным. Тот, что вел все «компьютерные» переговоры с Ленчиком. Его звали Хафиз. Его малопроницаемое лицо сейчас выглядело (насколько это было возможным) веселым, отчасти даже радушным.
– Жизнь твоя меняется, малъщик, – объявил он с порога. – В хорошем направлении меняется. Будешь теперь вкусно есть, сладко спать. Бабу получишь. Потом денег получишь. Много денег.
– С чего это? – недоверчиво спросил Ленчик.
– На нас будешь работать. Хорошо будешь на нас работать – денег получишь. И живым отсюда уйдешь. Плохо будешь работать – больно тебе будет. Очень больно будет. Перед тем как умрешь. Ладно, пугать не буду пока. Скажи лучше: ты чего кушать хочешь?
– А у вас что: ресторан тут открылся? – буркнул со своего матрасика Леня.
– Не груби, малъщик. Используй момент, пока все добрые к тебе.
– Чего, откармливать меня решили? Чтоб к осени зарезать?
– Последний раз говорю: грубить не надо. По секрет скажу: тебя вечером большой человек видеть хочет. Сюда приедет. Говорить с тобой будет. Надо, чтоб ты довольный, ласковый и веселый был. Поэтому давай говори: чего есть хочешь?
– Ну, я пиццу хочу. С грибами и ветчиной. Шоколада желаю, с орехами. Пирожков с вишней хочу. И – светлого пива. И молочный коктейль.
– Сделаем, – охотно, словно в сказке, кивнул хозарин. – А бабу какую хочешь? Толстую, худую? Блондинку, брюнетку? С большими сисями, с маленькими?
Ленчик засмеялся, потом зарделся, потом буркнул:
– Мулатку хочу.
«Что у них, этих хозаров, – от жары крыша поехала? – подумал он. – «Какую ты бабу хочешь?» И это он – мне? Парню, который наручниками к батарее прикован? Ни фига ж себе! Издеваться он так решил, что ли?»
Однако хозарин достал свой серебристый сотовый, набрал номер, сказал в трубку по-русски:
– Ресторан? Обед в дом хочу. Записывай, красавица, чего я хочу.
Павел Синичкин. В то же самое время
По своему шипящему и шелестящему приемнику я прослушал диалог Ленчика с неожиданно подобревшим тюремщиком. Затем – тот звонок, что сделал хозарин в ресторан. Потом – его следующий телефонный разговор (он также велся по-русски).
Второй хозарский разговор по телефону навел меня на одну идейку.
Я вскочил. Идея показалась мне неплохой. Сумасшедшей, но – неплохой. И с каждой минутой мне она представлялась все интересней.
Продолжая слушать в приемнике, что происходит в хозарской квартире (там теперь не раздавалось ни звука), я придвинул к себе газету «Центр-плюс». Кажется, я знал, куда теперь будет звонить Хафиз.
* * *
