И тут меня осенило: Машка!.. Ведь так ее, кажется, зовут? Та девица, подруга Ленчика? Разве не могла она помочь бойфренду?.. Очень уж выходки с краской и ужами – особенно с ужами! – в женском стиле, в дамском духе.
Я вышел на кухню.
Даша ожесточенно терла плиту – словно от ее старательности зависела судьба единственного сына.
– Даша! – окликнул я ее. Она подняла ко мне измученное лицо. – Дашенька, знаешь ли ты, где учится Машка?
– Какая Машка?
– Подружка нашего Ленчика.
– Машка? В МГУ. На биофаке. Биохимик, кажется. А что?
– Ничего. Просто так спросил.
– Про ужей на рынке вспомнил?
– Ты тоже думаешь, что ужи на рынке – Машкина затея? – поразился я.
– Конечно, – уверенно заявила Даша. И добавила негодующе: – А то чья же еще?!
Простая женщина, офис-менеджер и домохозяйка, оказалась проницательней меня – мужчины и частного детектива. Неприятно. Правда, у Даши уже имелась дополнительная информация: где учится Машка. И Дарья ее, эту Машку, видела. Значит, примерно представляет, на что девчонка способна. А я с ней никогда, естественно, не встречался. И где она учится, не знал. Вот и не догадался сразу.
– А перекрашенные машины в автосервисе, – спросил я у Дарьи, – как ты думаешь, это тоже Машкиных рук дело?
– Естественно, – безапелляционно заявила Даша.
– А ты ее телефон знаешь?
– Да. А на что он тебе?
– Позвонить ей, предупредить.
– Незачем. Машка уехала. С родителями. В Турцию. Нагадила – и уехала. А мальчик – отдувается.
И Даша принялась тереть плиту «Кометом» еще ожесточенней.
Я вернулся в Ленчикову комнату. Прознать, что помогала Леониду именно Машка, оказалось несложно. Нам несложно. «Лишь бы только хачики не догадались, – подумал я. – А то вернется героическая Мария из своей Турции в Москву, и нам придется еще одного хозарского пленника вызволять».
Когда повторный просмотр видеокассеты улегся у меня в голове, я уже практически не сомневался: мальчик что-то нам хотел сообщить. Что-то важное – например, о своем местонахождении.
Я стал прокручивать видео в третий раз.
* * *
Вернулась из магазина Катя.
Даша позвала меня завтракать.
Сестры почти совсем не ели, ограничились черным кофе с хлебом грубого помола. Мне досталась, кажется, Ленькина пайка: тарелка вчерашней манной каши, йогурт, горячий бутербродище с сыром.
После завтрака я принес микрокассету, и мы все трое – так сказать, «на бис» – прослушали на автоответчике запись моего с Ленчиком утреннего разговора.
– Ничего сам не предпринимай – ладно, Леня? – Это мой голос.
– А я и не собираюсь… – А это искаженный мобильным эфиром его ответ. И вдруг звучит странный вопрос: – Как там, на воле? А то здесь телевизор не работает… «Депеш мод» приезжает?
– «Депеш мод»? – В моем голосе, что естественно, слышится неприкрытое удивление. – Кажется, приезжает…
– Клип их по Эм-ти-ви по-прежнему крутят?
– Клип? Вроде да…
Затем – голос хачика, сначала издалека, вторым планом, – а затем громко: «Ну, хватит, раз-зболтался! Эм-ти-ви, шмем-ти-ви!..» Даша досадливо сморщилась, поднялась и выключила запись.
– Странный какой-то разговор, – задумчиво протянула Катя.
– Да, – согласился я. – А что, Ленька очень «Депеш мод» любит? – обратился я к Даше.
– Да так себе. Не очень. Средне, – ответила она. – Он больше любит «Горрилаз», «Гуану эйпс», «Ред хот чили пепперз»… – Названия музыкальных групп Дарья произносила с удовольствием. Кажется, ей было в радость разбираться (в отличие от многих прочих родителей) в музыкальных пристрастиях сына.
– Почему же Леня вдруг спрашивает меня, приезжает ли в Москву «Депеш мод»? Сидит в плену у хачиков – и спрашивает? Что за такая важность?
– Может, он хочет на что-то намекнуть? – сказала Катя.
– Когда они приезжают? – повернулся я к Дарье.
– В сентябре, – ответила она.
– Где будут выступать?
– В «Олимпийском».
– В «Олимпийском»… Может, он сидит где-нибудь в подвале в «Олимпийском»? – Предположил я. – Знаете, сколько там фирм! И «ЛИС’С», и «Бьюти», и «Константин», и еще чертова туча. Может, какая-нибудь из них – хозарская?
– Вряд ли, – с сомнением произнесла Катерина. – Слишком центровое место «Олимпийский», чтобы там заложника держать.
– А может, у Лени – там, где его держат, – из окна этот самый «Олимпийский» виден? – выдал я другую версию.
– Представляешь, из скольких окон в Москве виден «Олимпийский»!.. – возразила Катя. – Та-акая огромная бандура этот стадион…
– А при чем здесь клип по Эм-ти-ви? – спросила Даша. Ее, кажется, тоже захватил процесс разгадывания Ленчиковой шифровки. – Вдруг все дело как раз в телевидении?
– Но Ленчик, – сказала Катя, – упомянул и гастроли «Депеш мод», и Эм-ти-ви. Одновременно. Может, – предположила она, – у него там из окна виден и «Олимпийский», и Останкинская башня? Одновременно – и то, и другое?
– И «Олимпийский», и башню вместе можно видеть из огромного множества домов. Из миллиона квартир, – возразил я.
– Да что же вы хотите от ребенка?! – возмутилась Даша. – Он в плену, кругом – чучмеки, он пытается нам что-то рассказать – а вы еще придираетесь!..
Катя примиряюще погладила ее по руке. Даша отвернулась.
– А почему он говорит именно о последнем клипе «Депеш мод»? – спросил я. – Что в нем там, в последнем ихнем клипе?
– Да ничего особенного… – Даша смахнула рукой две слезинки. – А ты не видел?
– Даша, я похож на человека, который смотрит Эм-ти-ви? – усмехнулся я.
– Да, расскажи нам, – обратилась к сестре Катя, – что там, в клипе, происходит?
– Едут куда-то мужики на машине… – воодушевилась Дарья. – Едут и поют… Вокруг – пустыня…
– А как он называется? Клип, я имею в виду?
– «Dream on», – сказала Даша.
– Как это переводится? – спросил я у Кати.
– Я не знаю контекста… – пожала плечами наш патентованный лингвист. – Дословно: «Включи сон». Или, если говорить по-русски: «Засни». Ну, или, может быть, немного иначе: «Включи мечту», «Вообрази», «Начни мечтать»…
– Мечта… – протянул я. – Мечтать… – Мне показалось, что я что-то нащупал. Что-то очень зыбкое, неопределенное, но все же… – «Мечта», – обратился я к Даше, – для Ленчика – характерное слово? Часто он его употребляет?
