И тут раздался телефонный звонок.
Я не спеша подошел к аппарату, снял трубку. Сестры подняли лица. Даша – заплаканное, перекошенное. Катя – напряженное, ждущее. Я нажал кнопку «memo/rec». Теперь разговор будет записываться на кассету автоответчика.
В трубке раздался тот же восточный голос, что и час назад. Голос, как и в прошлый раз, искажался помехами сотовой связи.
– Посмотрел кино? – с усмешкой спросил хозарин.
– Да, – коротко бросил я.
– Теперь понял, почему мы малъщика взяли? Понял, что он натворил? Понял, что все справедливо?
– Куда уж справедливей, – с иронией протянул я. – Я раньше считал, что абреки с детьми не воюют.
– Раз он такое натворил – он нэ рэбенок, – полыхнул скрытой яростью чучмек.
– Дайте мальчику пендаля и отпустите домой, – предложил я. – Мы сами его накажем.
– Мы его отпустим, – неожиданно сказал хозарин. И не спеша добавил: – Но сначала вы заплатите. Заплатите за его хамство. Штраф заплатите.
– Он не хамил, – возразил я. – Просто хулиганил.
– Вот за его фулюганство вы и заплатите.
– Это захват заложника, – сказал я. – Срок – от восьми до двадцати лет. Но если вы отпустите Леню добровольно – никакой уголовной ответственности не будет. Я вам обещаю.
– Ты мене, лягаш, уга-аловной а-атветственностью не пугай, – с угрозой процедил восточный человек. – А если ты, пе-де-раз, пойдешь в ментовку, мы тебе голову твоего малъщика по почте пришлем. Голову. Понял? Ясно тебе?
– Куда уж ясней, – вздохнул я. Взглянул на сестер.
Даша, по-моему, была на грани истерики. Катя тихо, шепотом утешала ее, бормотала ей какие-то ласково-бессвязные слова.
Я спросил в телефон:
– Что вы хотите за то, чтобы освободить Леню?
– Пятьсот тысяч долларов.
– У нас нет таких денег.
– У вас есть такие деньги, – безапелляционно заявил восточный человек. – Рассказать, где они у вас есть?
– Ну, расскажи.
– У тебя, Павэл, квартира есть хорошая в центре. У бабы твоей тоже квартира есть хорошая. Петровско-Разумовский переулок. Тоже почти в центре. У мамаши малъщика, Дарьи Коноплевой, квартира – плохая. Зато она рядом с рынком. Нам пригодится. Еще у вас три машины есть. А у тебя, Павэл, детективное агентство есть. Вы дэнги соберете, Павэл. За один дэкад соберете. Дэсят дней. Или мы вам, в ваши хорошие квартиры, голову малъщика доставим. Сможете забальзамировать, как дэдушку Ленин, и любоваться. Красивый малъщик. И сладкий, наверно. Мы еще не пробовали пока. Но попробуем. Чэрэз неделю. Собирай деньги, Павэл. И не балуй. Мы все о вас знаем.
– Сначала я должен поговорить с Леней. Сам. По телефону.
Секундная пауза, потом смешок:
– Поговорышь со своим малъщиком. Живой твой Леня. – Еще один смешок: – Пока – живой.
Хозарин бросил трубку.
Обе сестры кинулись ко мне:
– Ну?! Ну, что?!
– Он живой и невредимый, – сказал я. И после паузы добавил уверенным голосом: – И мы его выручим. Обязательно выручим.
Хотя абсолютно никакой уверенности в том, что нам удастся спасти Ленчика, у меня не было.
* * *
Мы отправились на кухню. Катя жадно затянулась легким «Кентом». Я промолчал. Сейчас не время читать ей проповеди о вреде курения.
– Что будем делать, Павел? – резко выдохнула Катя и посмотрела на меня. Даша пребывала в прострации. Взгляд устремлен куда-то в пространство. Возможно, она вспоминала те далекие времена, когда Ленчик был крошкой и она баюкала его на руках.
– Выручать Леню, – пожал я плечами.
– Это понятно. Я спрашиваю: как? – гневно глянула Катерина.
– Подумаем.
– Мы будем заявлять в милицию?
– Да. Только не в милицию, а в РУБОП.
– Но похитители угрожали, что нельзя этого делать?
– Угрожали. Но это ничего не значит. Они всегда угрожают.
Диалог вели мы с Катериной. Даша стала к нам прислушиваться – напряженно, словно бы мы говорили на незнакомом языке. Она, кажется, начала выходить из полуобморочного состояния. И то хорошо.
– Мы будем собирать деньги? – выдохнула Катя.
– Нет.
– Почему?
– Это не спасет. Когда киднеперы, тем более хозары, получают деньги, заложника они, как правило, – я покосился на Дарью, – …как правило, убивают.
– Значит, мы отдаем ситуацию на откуп этому твоему РУБОПу? А ты уверен, что они справятся?
– На сто процентов – не уверен. Но они – профессионалы.
– А что будем делать мы? Мы, втроем? Мы-то чем будем заниматься?
– А вы с Дарьей уже чем-то занимаетесь, – спокойно проговорил я. Глаза Кати непроизвольно дернулись и опустились вниз и влево, к «центру контроля». Поэтому я понял, что попал в точку. Удивительно, но то же самое движение совершили зрачки Даши. «Они обе уже что-то затеяли, – убедился я, – и от меня скрывают. Лишь бы не навредили – как навредил себе Ленчик».
– Вот и продолжайте делать то, что делали, – велел я. – Хуже нет в такой ситуации, чем сидеть и ждать у моря погоды. С ума сойдешь…
– А чем будешь заниматься ты, Павел? – еще более резким, даже визгливым голосом спросила Катерина.
– Тоже буду выручать Ленчика.
– Как?
– Я подумаю – как. А как надумаю – сразу вам доложу… Через минуту, например, я буду звонить своему другу и коллеге из РУБОПа. Подниму моего кореша с постели. Потом поеду к нему. Вместе с кассетой с записью телефонного разговора с похитителем. А вы обе – спите. И ты, Катюшенька, – я очень тебя прошу: напои Дарью валерьянкой, водкой, снотворным. Чем хочешь напои, но уложи спать.
С ума сойти: за полтора года совместной жизни я впервые назвал свою гражданскую жену Катюшенькой. Правду говорят: испытания сближают.
Однако поменьше бы было в жизни таких испытаний.
Даша опять заплакала. Я по-братски обнял ее. Она уткнулась мне в плечо и ревела, ревела… Потом с досадой отстранила меня и убежала в ванную.
* * *
Я полетел на своей «восьмерке» в РУБОП. Туда же я вызвал – с кровати поднял – своего друга, капитана Саню Перепелкина. Он мгновенно, беспрекословно поехал на службу.
На Шаболовке на входе меня встретил один Саня. Мы прошли пустынными коридорами. Дорогой я рассказал бывшему коллеге о том, что случилось. В пустом Санином отделе (три стола, один компьютер, один сейф) я написал официальное заявление от имени Дашки. Саня покуда переписал на рубоповский компьютер видеокассету с Ленчиком и аудиозапись моего базара с чуркой – с кассеты из автоответчика. Обе оригинальные кассеты я после перезаписи забрал. Против правил оставил их у себя. Может, я тоже что-нибудь сумею придумать.
