– А, ачнулся, малъщик, – без выражения сказал дух.
Леня украдкой осмотрел комнату. В ней отсутствовала мебель. Старые обои. На окнах – наглухо задернутые веселенькие занавески. В квартире, вне комнаты, чувствовалось присутствие еще одного человека: с кухни доносились шелест и шаги.
– Ну, малъщик, – сказал душман, – ты думаешь, ты умный? Ты играть с нами хотел? Казаки-разбойники играть?
– А в чем дело? – пискнул Леня.
– Это взрослые дела, – продолжал кавказец, не обращая внимания на его реплику. – Здесь игры-игрушки не играют. Поэтому знаешь, что с тобой будет? Хочешь знать, а?
Леня не ответил, и тогда лицо душмана расплылось в довольной белозубой улыбке.
– Сначала мы тебя, хомячок, отшампурим. В рот брать тоже будишш. На колхоз тебя, харек, пустим. Тебе будет немножко больна, но, наверно, понравит-тца…
Ленчик с ужасом закрыл глаза.
– Потом мы тебе, барашек, – с видимым удовольствием продолжал черный, – будем пальцы рубить. Один час – минус один палец. Хочешь?
То, что говорил кавказец, было настолько страшно, что Леня только молча, в ужасе, затряс головой.
– Нэ хочеш-ш… – загоготал хозарин. – Но потом, когда у тебя, малъщик, пальцы кончатся, мы тебе двадцать первый палец отрэжем… Ты девок-то уже барал? А? Малчишш? Не-эт?.. Малъщик ты, значит… Хафиз, он малъщик!.. – крикнул хозарин куда-то на кухню.
Оттуда ответили по-восточному. Хозарин захохотал.
– Ладно, малъщик, – сказал дух, – мы тебя пока не тронем.
Черный человек потрепал Ленчика по плечу – тот в страхе дернулся.
– Может, дэнег за тебя дадут… За целого, невиридимого обычно больше денег дадут… За цэлку вообще всегда больше денег дают… Но ты пока нас слушаться будешш – понял, малъщик?
Леня согласно затряс головой: так мелко-мелко и быстро-быстро, что самому стало противно.
– Ха-ра-шо, – проговорил душман. – Поэтому сичас ты с самого начала все расскажещ, что натворил.
– А что я натворил? – сухим ртом пролепетал Ленчик.
– Не серди меня, – тихо сказал черный человек и, не меняя позы и выражения лица, больно ударил Леню в глаз.
Тот отшатнулся, голова ударилась о стену. От двойного удара – в лицо кулаком, о стену затылком – перед глазами все поплыло.
– Ты сам знаешь, что ты натворил. Сам знаешш, про что ты сам сичас должен рассказать.
– Хорошо. Хорошо, – пролепетал Ленчик. – Только… Только дайте мне воды… И… И… Я хочу пописать… – жалобно, неожиданно для себя вдруг добавил он.
Душман загоготал и что-то по-восточному крикнул в кухню напарнику. Тот, невидимый, тоже громко заржал.
Это было очень противно: когда над тобой смеются, а ты не знаешь почему.
Кавказец достал из кармана спортивных штанов ключик и отстегнул Ленчика от батареи.
– Иди, – сказал он. – Писяй.
Когда Ленька вышел из комнаты, он бросил взгляд в сторону кухни. Второго хачика не было видно. Однако занавески на кухне отсутствовали, и Ленчик пару мгновений смог видеть то, что находится за окном.
Квартира располагалась невысоко – не выше второго, максимум третьего этажа. Стены дома – кирпичные, а заоконный городской пейзаж показался странно знакомым. «Где же я это видел?» – мучительно задумался Леня.
Он вошел в туалет. Хачик дверь не закрывал, торчал за спиной, ухмылялся.
На обратном пути в комнату Леня снова посмотрел в сторону окна. Правда, что-то знакомое. Где-то он все, что за окном, уже видел. Или у него дежа вю? Говоря по-русски – глюк?
Восточный человек проводил его в комнату, на то же самое место в углу. Леня уселся у батареи. Кавказец пристегнул его запястье к трубе. Затем он сходил на кухню. Вернулся с ковшиком с водой в одной руке. И с видеокамерой – в другой.
Подал ковшик Ленчику. Тот жадно выпил.
– Сейчас ты все расскажешь, – сказал душман. – Все, что творил последнее время. И нам здесь расскажешь. И камере – расскажешь. Для мамы своей расскажешь… Понял, пуфик, да?.. Или не понял? Будешь в камеру говорить? С мамой своей говорить? Да, хомячок?
Леня быстро-быстро закивал согласно головой.
Павел Синичкин. Спустя двенадцать часов
Меня разбудил телефонный звонок.
Звонила Катя.
Ее голос звучал сухо:
– Ленчик пропал.
Я глянул на часы: половина второго ночи.
– Ты у Даши? – спросил я.
– Естественно.
– Почему вы думаете, что он пропал?
– Его нет с самого утра. А он никуда даже выходить не собирался!
– Вы всем его друзьям звонили?.. Девушке его?..
– Да. Его нигде нет. Ни у кого. И никто не знает, где он.
– Я сейчас приеду.
Я положил трубку.
За время разговора я уже успел натянуть трусы и рубашку.
* * *
И Катя, и особенно Даша являли собой печальное зрелище. Даша бродила по комнатам своей маленькой квартирки. Время от времени подходила к одному из окон. Распахивала створку и бесцельно вглядывалась вниз, во двор, в темноту. Катя уже принялась обзванивать больницы. Отчего-то мне казалось, что данная акция бесполезна, но я не стал ее останавливать.
Шел третий час ночи. Что мне оставалось делать в этой компании? Только пить крепкий чай и ждать. Оперативное чутье отчего-то подсказывало мне: нам есть чего ждать.
Предчувствия меня не обманули. В половине третьего в глухой напряженной квартире грянул телефонный звонок. Несмотря на то что ближе всех к трубке находились мы с Катей, первой к ней, через все комнаты, подлетела Даша.
– Да?! Да?! – прокричала взволнованная мама. – Ленчик, это ты?!
Пауза. По перекошенному лицу Дарьи стало очевидно, что звонит совсем не Леня.
– Какого вам «мужчину»? – строго переспросила в трубку Даша. – Зачем?! – еще строже спросила она. – Что вы хотите ему сказать?! – На глазах у нее выступили слезы. И она с нескрываемым ужасом на лице протянула мне трубку. – Какой-то хачик… – прошептала она. – Хочет говорить с тобой…
– Слушаю, – бросил я в трубку.
Обе женщины, и Даша и Катя, напряженно прислушивались к каждому моему слову.
– Па-авэл, – проговорил в телефоне неторопливый голос с хозарским акцентом, – здравствуй, дорогой, как поживаешш?..
Голос показался мне совершенно незнакомым.
– Что тебе надо? – грубо спросил я.
– Спроси лучше, что тебе от меня надо.
Смешок. Зависла пауза. В трубке – лишь шипенье, посвистывание эфира. Звонили, очевидно, по сотовому аппарату.
