Мама принесла из кухни плов с черносливом, любимое блюдо отца. Мелкий подхалимаж! Митьке стало скучно. Он наперед знал каждую фразу, которая будет высказана и той и другой стороной. Не впервой из-за деда в доме шли перепалки. И каждый раз они шли по одному и тому же сценарию. Сейчас мама скажет: «Не всем же деньги считать!»
– Не всем же деньги считать! – возразила мама. (Ну вот, угадал!) – А ты, Митя, уши не развешивай! Жуй давай да уходи в свою комнату!
Митька отвернул голову к окну. Сейчас и за «Митю» ей тоже достанется!
– Да не зови ты его Митей! Дмитрий он – понимаешь? – Дмитрий! – снова взорвался отец. – Сколько говорить об этом! Слушать тошно!
Митькой всегда звал его дед. Отец и деду замечания делал. Дед только ухмылялся. «А ты, Андрей, его спроси. Не нравится – пусть не откликается. Буду звать Дмитрием». Но Митька откликался, сколько бы ни колол его отец презренным взглядом.
Между тем отец открыл тетрадь с Митькиным сочинением. Пусть читает! Все, что там написано, правда. Так и знал: лицо у отца перекосилось. И голос неприятно заскрипел:
– «Мой дедушка очень скромный человек. Он даже не любит новой одежды».
– Да уж! Да уж! Великое достоинство в рванье ходить!
– Ну, скажем, в рванье он не ходит. Его любимая фланелевая рубашка заштопана бабулей на рукавах очень аккуратно. А на коленях брюк кожаные вставки смотрятся весьма оригинально, – спокойно возразила мама и тут же строго прикрикнула на сестру: – Люся! Выходи из туалета! Сколько можно там сидеть?
– Нашла чем кичиться! «Заштопана аккуратно»! Сколько заграничного тряпья ему привозил. Хоть бы надел когда! Как же! Гордыня, матушка, не позволяет!
– Совсем не в гордыне дело. Просто он себя в своей старой одежде комфортнее чувствует.
Митька вспомнил, как отец подарил деду джинсовый костюм с множеством карманов и молний. Костюм был отменным! У Митьки глаза загорелись. Ну, дед теперь в джинсухе хипповать будет! Но дед костюм примерить отказался. «Спасибо, Андрей. Пусть этот костюм Митька носит. Ему он скоро в самую пору будет. Растет парень не по дням, а по часам. А я не красна девица, мне наряды импортные ни к чему. Ты мне лучше в следующий раз фуфайку новую привези. Старая-то засалилась больно». Отец что-то недовольно крякнул в ответ и вышел из дома. И больше подарков деду не привозил.
Погрузившись в свои мысли, Митька уже не различал, когда гремел гром, когда голос отца. Люська легонько ударила его ногой под столом. Он погрозил ей кулаком. Тоже под столом. Люська была младше Митьки на целых шесть лет. Ей в школу только на следующий год. Девчонкам в школе легче. Их учителя больше любят и всегда ставят мальчишкам в пример. На уроки они не опаздывают, все тетрадки и книжки у них аккуратно обернуты. Сидят, не шелохнутся, преданно заглядывают учителям в глаза. Словом, подлизы! Делают все исподтишка. Люська той же породы. Вон как язык ему в ответ лопатой вывернула, пока родители не видят.
– Если дедушка у нас Гуманоид, то бабушка кто? Гуманоидиха? – беспечно болтая под столом ногами, не без ехидства спросила Люська.
– А ну-ка помолчи у меня! Ишь она! – шлепнула рукой по столу мама. – И не вздумай это дедушке сказать. Поняла?
– А я уже говорила! – пробурчала Люська.
– Ты что?! – У мамы даже чай пролился на скатерть.
– А он нисколечки и не обиделся! – быстро заверещала Люська. Еще та проныра! За словом в карман не полезет.
– А ты откуда знаешь, что не обиделся?
– Оттуда! Дедуля сказал: «Пусть твой папа хоть горшком меня называет, лишь бы в печь не ставил!» – И пытливо взглянула на отца.
Тот молчал. Только сопел громче обычного. Люське всегда все с рук сходит, хоть и болтает, что в голову взбредет. Отец в ней души не чает.
Боковым зрением Митька видел насупленный профиль отца. Так и знал. На Люськины слова и ухом не повел. Только и ждет зацепку, чтобы на него, Митьку, наброситься. Хоть бы он в отпуск уехал, что ли. В Болгарию вроде собирался. Значит, они с мамой будут гостить в деревне одни. И от этой мысли у Митьки по лицу расплылась предательская улыбка.
– Зря улыбаешься! – угрожающе развернул к нему свой орлиный профиль отец. – Думаешь, не знаю? Спишь и видишь свою деревню! Черта с два! Со мной поедешь, за границу. Я тебя там вышколю!
У ошеломленного Митьки волосы взмокли на затылке. Отец что, тоже научился мысли читать? Неужели он серьезно? Метнул тревожный взгляд на маму. Но та с видом египетской мумии молча убирала со стола грязную посуду. Угроза отца, покружив по гостиной шаровой молнией, унеслась вслед за ним в спальню. В комнате безжалостно убивали время большие настенные часы.
Нужна Митьке эта заграница! Эх, дед! Ведь ждет, как пить дать! И каждый день на большак к автобусу ходить будет. А вдруг! Бывало уж так. Как-то отец отказался везти в деревню Митьку на выходные. А он взял и уехал на рейсовом автобусе. Благо деньги в копилке были. Глядь – на остановке дед встречает. «Дед! Тебе кто сообщил?!» – «Сон увидел. Тут уж и к попу не ходи». А сам улыбается.
Улыбался дед всегда, даже когда разговаривал с папой. От улыбки на щеках у него были две глубокие морщинки. Ходил дед с тросточкой: беспокоили суставы. Всю жизнь отработал он лесничим. В городе появлялся редко. Пока работал, приезжал с отчетами, а как на пенсию вышел – дорогу в город совсем забыл. Держали с бабулей пчел, корову, поросенка, кур. За домом – огород, за огородом – сад. И яблок, и ягод полно. Перед домом – палисадник с ядреными георгинами, которые кокетливо склоняли свои красивые головки к калитке. Веранда вся обвита хмелем. Солнышко, пробиваясь сквозь густые листья, раскидывало на полу веранды замысловатые узоры, которые менялись, как в калейдоскопе, только в замедленном ритме.
Эх! И малиновую пору из-за этой дурацкой заграницы пропущу! Как только ягоды созревали, все деревенские пацаны, как один, устремлялись в малинник, наперегонки, кто быстрее. Полазят по кустам, росу посшибают, тропинки протопчут. То тут, то там похватают. Ссадин и царапин на руках не счесть. А в бидонах дно едва прикрыто.
Через два дня Митька вместе с дедом по своим же следам идет. По готовым лабиринтам малинника пробираться легко: и крапива не жалит, и в валежнике больше не запутаешься. Дед берет ягоды не спеша. Заботливо поднимает каждую веточку. Сначала снимает самые крупные да спелые. Потом, как дед говорит, – «рохлые». Бидон у него наполняется очень быстро.
«Никогда, Митька, не стремись быть первым, – учил дед. – Знай: свой гриб всегда найдешь. И в любом деле так. Упаси тебя бог в жизни от жадности, зависти да конкуренции какой. Бери в лесу столько, сколько тебе нужно, не больше. Бидончик ягод, лукошко грибов. И тогда жизнь будет не в муку, а в радость. И всем добра хватит: и людям, и птице, и зверью».
«Дед, а ты бы хотел в городе жить?» – как-то спросил его Митька.
«Зачем он мне, ваш город? Там люди живут на скаку. Бегут, сами не зная куда. Ничего нет в жизни красивее и разумнее самой природы. В лесу да в поле от каждой болячки травка есть. Каждая живность свой жизненный уклад имеет. Хоть пчел возьми. Они человека знаешь как чувствуют. Если душа не в гармонии – близко к улью не подойдешь. А санитария какая! Я ведь перед тем, как рамки снимать, сначала баню жарко топлю, парюсь, моюсь, в свежее белье переодеваюсь. Иначе не подпустят. Муравьи опять же. Такой высокой организации совместного жительства любое государство позавидовать может. А птицы? Ты посмотри, как они разумно на юг по небу летят! Без слов друг друга понимают. А животные? У меня вот сустав правый сильно болит. Заметь, кошка наша всегда к моему правому боку жмется. Потому как кошки энергетику негативную в себя впитывают. Не веришь? Ей-богу! Лечат!»
