Хизер Уайт, как и я, — любитель побрюзжать. Она просто ноет в течение нескольких минут, а затем возвращается к своему естественному состоянию довольства.
Она считает своим благословением все: свою собаку, свой сад, своих друзей. А теперь и некоторую известность после телешоу. Хизер, впрочем, не имеет никакого стремления к богатству. Она не знает, что делать со всеми этими деньгами.
— Я видела много людей с деньгами, которые несчастны. Люди, а не деньги делают вас счастливым. Собаки тоже.
Хизер предлагает отвезти меня обратно в отель. Я защелкиваю ремень безопасности, когда она замечает мой трепет:
— Ты не боишься моего вождения, а?
— Нет, — соврал я.
Она оказывается чертовски хорошим водителем, умело лавирующим по заснеженным дорогам и тихо напевающим себе под нос. В этот момент я понимаю, что Хизер Уайт латентно счастлива.
Я договорился встретиться с Ричардом Хиллом у китайского ресторана.
Я вижу его издалека и могу сказать, что он не очень хорош. Он идет медленно, осторожно. Он сгорблен и бледен, хотя ему лишь слегка за пятьдесят. Подойдя ближе, я могу разглядеть его кривые желтые зубы.
Мы садимся в кафе, и Ричард заказывает огромную чашку кофе со взбитыми сливками. Это большая чашка, если честно, скорее миска. Тот вид напитка, который не следует пить без спасательного круга.
Ричард выгружает три пакетика сахара в свой кофе со взбитыми сливками и рассказывает мне, как в возрасте тридцати лет он заработал свой первый сердечный приступ. Это было не очень далеко отсюда. Он был в доме друга, смотрел телевизор, когда боль нахлынула, как цунами. С тех пор у него было еще два сердечных приступа. Ричард страдает от тяжелой стенокардии. Его организм вырабатывает слишком много холестерина. Физические упражнения и диеты не помогают. Он слишком болен, чтобы работать. Он перенес две операции и постоянно пьет лекарство, чтобы контролировать состояние, но он знает, что его жизнь является более нестабильной, чем у большинства.
«Я могу упасть замертво в любой момент», — говорит он мне как ни в чем не бывало, высыпая еще один пакетик сахара в свой кофе со взбитыми сливками.
Я просто сидел там, думая о том, что стоило бы записаться на курс первой помощи Красного Креста, когда Ричард, валлиец, объясняет, как он попал в Слау. Он выздоравливал от первого сердечного приступа, когда решил, что ему вполне нравится Слау и он готов назвать его домом.
— Блестящий город, — говорит он, и он знает, что говорит.
Даже мультикультурность, как полагает Ричард, хорошая вещь. Он может поехать в Индию, или Пакистан, или Польшу, не выходя из Слау.
Ричард однажды услышал об идее телесериала и не мог сопротивляться. Он считает себя достаточно счастливым, но здесь был шанс сделать себя еще счастливее, да еще и появиться на телевидении. Как это могло не понравиться?
Манифест счастья показался Ричарду сначала немного приторным, но потом он нравился ему все больше и больше. Спустя восемнадцать месяцев после того, как эксперимент закончился, он по-прежнему обращается к нему регулярно, даже если только для очевидных вещей — например, он старается быть благодарным по пять раз каждый день.
Я не могу себе представить, за что этот болезненный, безработный человек может быть благодарен, поэтому я задаю этот вопрос.
— За то, что я до сих пор жив. Это много значит. За то, что у меня не случился сердечный приступ посреди ночи и я не умер от этого. Это не теоретический страх. Я был близок к смерти. Это то, что вы должны испытать. Это не то, что можно просто представить.
— Но ваши проблемы со здоровьем должны сделать вас менее счастливыми.
— Нет, они сделали меня счастливее.
— Счастливее?
— Да. Позвольте мне сказать так. Когда в последний раз вы проверяли ваше сердце?
Вопрос заставляет меня нервничать.
— Моя двухлетняя дочь проверяла мое сердце своим игрушечным стетоскопом, это считается?
— Нет. Когда в последний раз вы делали ангиографию?
— Какую ангиографию?
— Дело в том, что вы не знаете, в каком состоянии ваше сердце, в то время как я точно знаю состояние своего сердца. Я знаю, что оно в достаточно хорошем рабочем состоянии, даже если я испытываю боль в груди.
Я прошел через фазу, где я потерял все свои амбиции из-за проблем с сердцем, и потерял желание что-либо делать, потому что я мог упасть замертво завтра.
Когда мой двоюродный брат внезапно умер, он был совершенно здоров. Пятьдесят один год. Очень спортивный. И я начал думать, что да, я мог бы упасть замертво, но и кто угодно может. По крайней мере, я знаю состояние одного из моих жизненно важных органов.
— Вы не боитесь смерти?
— Нет. Я боюсь болезни, которая приводит к смерти. Но я не боюсь умереть от сердечного приступа. Я был близко к нему пару раз, и, если это то, что чувствует умирающий человек, то для меня это нормально.
Я возвращаю разговор обратно к эксперименту, но смерть продолжает настигать нас. Ричард говорит мне, что кладбищенская терапия была главным моментом для него. Он бродил по кладбищу и нашел надгробную плиту мальчика, которому было всего четыре года. «И я начал думать, что это было трагично для его родственников, но этот мальчик не знал ничего относительно своей собственной смерти, так что при условии, что он не страдал, у него была замечательная жизнь, я уверен».
Ричард соглашается с моей теорией, что британская культура препятствует счастью. Наиболее очевидным проявлением является отсутствие объятий.
Англичане даже не обнимают своих собственных матерей. Однажды, когда ему было десять лет, Ричард посетил Канаду и обнаружил дивный новый мир объятий. Он начал обнимать свою маму каждый раз, когда видел ее. Объятия, говорит он, «действительно поднимают настроение».
Я обращаюсь к Ричарду с предложением. Если бы я дал ему пять лет и пятьдесят миллионов долларов и попросил бы его сделать Славу счастливым местом — действительно счастливым, не для телевидения, что бы он сделал?
— Ну, вам нужно разъяснить людям, что им не нужны деньги. Просто приведите манифест счастья в действие. Поговорите с кем-нибудь. Цените момент. Это то, что нужно. Как этот кофе со взбитыми сливками. Если бы он был плохим, мы бы быстро начали жаловаться. Но если он был отличным, если он превзошел все наши ожидания, написали ли бы мы что-нибудь о кафе? Нет, конечно.
Ричард допивает свой кофе со взбитыми сливками, который был превосходен, кстати. Мы выходим на улицу. Небо серое. Это выглядит как еще один пасмурный день для меня. Но Ричард Хилл, подписавшей манифест счастья, человек, живущий между жизнью и смертью, смотрит на небо, видит синее пятно и объявляет его частично солнечным днем.
Зубная паста или туалетная бумага? Это был мрачный выбор, стоящий перед Вероникой Апулией. Недавно она развелась и жила на пособие по безработице, так что у нее хватало только на один из этих пунктов. Что выбрать: зубную пасту или туалетную бумагу? Я скажу вам позже. Во-первых, больше о Веронике.
