— А что её искать? Я её довёз до самого дома. Она живёт на Партизанской улице, пятый или шестой дом по правой стороне. Там железные ворота, не ошибётесь.
— А вот за это спасибо.
Арина почувствовала, что утомилась слушать Владимира Ивановича, и поинтересовалась у следователя:
— Антон Сергеевич, я вам больше не нужна, могу я идти домой?
— Да, конечно. Всего доброго. Нужна будешь, вызовем, — коротко бросал фразы следователь.
Арина вышла в коридор и первого, кого она увидела, был Миша, который шутливо разговаривал с бухгалтером сельсовета, ярко накрашенной девицей лет тридцати, в очень короткой джинсовой юбке. Коридор был узким и им, чтобы пропустить Арину, пришлось зайти в дверь открытого кабинета. Причём Миша поддержал девицу за локоток, не обращая никакого внимания на проходившую мимо девушку.
Арина быстро выскочила на улицу и вслух передразнила Мишу:
— Флиртовать налево и направо это ваше хобби? Тьфу, ловелас.
— Ась? — услышала Арина голос и быстро оглянулась.
Глуховатый дворник, собиравший метёлкой мусор в одну кучку, остановился и выжидательно смотрел на девушку.
— Добрый вечер, говорю, — громко произнесла Арина.
— А-а-а-а, добре, добре, — закивал головой немолодой дворник и продолжил работу.
По дороге домой Арина мысленно рассуждала: «Да. По большому счёту географ прав. Заигралась Анна Андреевна. Заигралась. Надо же такую историю с родословной придумать. А я ведь почти поверила… Но что-то меня беспокоит в рассказе Владимира Ивановича. А, да, нашла, — Арина даже приостановилась на одном месте и прикусила ноготь большого пальца, затем опять неторопливо пошла по дороге. — Тамара тоже говорила о дорогой императорской вещичке. Неужели это пасхальное яйцо Фаберже? Откуда оно могло взяться у Танеевой, если она вообще никакого отношения не имеет к фрейлине? А если всё-таки взялось? Ну, предположим на долю секунды, что “Ландыши”, чудесным образом, попали в руки Анне Андреевне. И что же тогда находится в Музее в Питере? Хорошая, дорогая копия? Этого просто не может быть».
Уже находясь в сенях, Арина услышала, что хозяйка дома с кем-то беседует. Каково же было её удивление, когда она увидела сидящего за столом Максима. Парень, обрадовавшись возвращению девушки, развязно произнёс:
— А вот и ваша дорогая мадемуазель пришла. А вы, тётя Клава, всё переживали: где же она задерживается? Так, что вы там начали рассказывать про Генку?
Клавдия Захаровна укоризненно покачала головой и произнесла:
— Балабол ты, Максим. Сроду делами Геннадия не интересовался. Тебя и в гости-то раньше не зазовёшь. Сегодня-то что стряслось? Помощь, что ли, какая нужна?
Максим закинул ногу на ногу и, наблюдая, как Арина переобувается, спросил:
— А чем это вы недовольны? Не приходишь — плохо. Пришёл — опять не угодил.
Арина услышав, что кто-то топчется в сенях, отошла от двери. Вошла Нюра и, поздоровавшись, обратилась к девушке:
— Я слышала, ты завтра в район едешь? Так у меня к тебе просьба.
Нюра потянула подругу за рукав плаща в комнату. Максим крикнул им вдогонку:
— Я тоже завтра в район еду. Если хотите, можете составить мне компанию.
Не получив ответа, ещё раз крикнул:
— Ну, как хотите. А я бы вас и назад доставил.
— Какая просьба? — спросила Арина подругу, как только они остались вдвоём.
— Просьба? — уставилась удивлённо Нюра на Арину. — А-а-а-а, нет никакой просьбы. Ну, то есть есть, но только не моя.
— Да выкладывай ты всё по порядку, раз пришла. А то всё какими-то недомолвками изъясняешься, — устало произнесла девушка, садясь в кресло.
Нюра бухнулась на диван:
— Ты смотри, не клюнь на ухаживания Максика. А то я вижу, он тебя в оборот собирается взять. А вообще, меня Ксюха попросила с тобой поговорить. Знаешь, как она переживает?
Арина вдруг вспомнила злой взгляд Ксении Алексеевны в коридоре и спросила:
— А кто он такой вообще?
— А-а-а-а-а, уже интересно стало?
Арина не ответила, выжидающе посмотрела на подругу:
— Максим, родной племянник Ларисы Петровны. Он ещё каким-то дальним родственником мужу Клавдии Захаровны приходится. Потому-то и припёрся сюда свободно. Короче, у него роман с Ксюхой и она беременна. Но Максим пока об этом не знает. А Ксюха боится, что если она ему расскажет, то он её бросит. Да ещё неизвестно, как на эту беременность Лариса Петровна отреагирует.
— Ну и зачем он Ксюхе нужен, если она в нём сомневается?
— Странная ты, Аришка. Кому охота ребёнка без мужа воспитывать? Да и у малыша отец должен быть.
— А знаешь, — словно вспомнив, сказала Нюра. — Я, когда к тебе спешила, видела, что Мишина машина возле вашего дома притормозила. Я ещё подумала: «Неужели и он к тебе собрался зайти?» Я же говорю, что он неравнодушен к тебе.
— Да ну его, — резко ответила Арина. — А ты вообще всё в кучу собрала, то тут она подумала, то тут она догадалась. А ничего конкретного сказать не можешь.
— Подруга, ты чего? Обидел он тебя, что ли? — уязвлённая, спросила Нюра.
Арина не ответила. Нюра поднялась с дивана:
— Короче, я тебя по поводу Ксюхи предупредила. Ну, а решать тебе.
Спать Арина легла пораньше. Но сон не шёл. Опять вспомнилось, как радостная бежала по коридору университета в поисках Алексея. Заглянула в аудиторию и увидела Светку в его объятьях. Не помнила, как выскочила из университета, как добралась до дома. Возле дома чуть не сбила с ног Ладу Григорьевну, живущую в соседнем подъезде. Очнулась только тогда, когда женщина стала трясти девушку за плечи:
— Арина, что у вас случилось?
Широко распахнутые зелёные глаза Арины наполнились слезами.
Лада Григорьевна взяла девушку под руку и предложила:
— У меня дома есть прекрасный зелёный чай с мятой. Пойдёмте, я вас угощу.
Жила Лада Григорьевна в небольшой двухкомнатной квартире. Откуда она черпала силы жить, одному богу известно. Двадцать лет назад у неё умер муж. Подхватил воспаление лёгких, там осложнение ещё какое-то случилось. И не стало любимого мужа и прекрасного отца. Через полтора года после смерти мужа единственный сын, надежда и гордость матери, попал в автомобильную аварию. Осталась Лада Григорьевна одна.
Эта мудрая шестидесятилетняя женщина, не озлобилась, не винила в своих несчастьях весь мир. Добрых слов и поддержки у неё хватало для всех.
Когда Арина немного пришла в себя, отхлёбывая зелёный чай, она о себе легко, словно о постороннем человеке, рассказала всё Ладе Григорьевне. Всё, что с ней случилось.
— Нет ничего страшнее предательства, — произнесла Лада Григорьевна, вздохнув. — Отпусти неприятных тебе людей из своих мыслей. Они недостойны твоих эмоций: ни положительных, ни отрицательных. Злоба разрушает человека изнутри. Пусть эти люди живут своей жизнью. А ты о них забудь.
