Затем она втащила Надежду в зал и усадила на свободное место в первом ряду.
Впрочем, почти все места были свободны – только справа от Надежды сидел какой-то долговязый тип в синей водолазке, и во втором ряду шушукались две девушки не первой молодости.
Едва Надежда Николаевна заняла свое место, как занавес разъехался, и на сцене появился разбитной мужчина лет шестидесяти с ярко нарумяненными щеками, в пестром клоунском костюме с отдаленным намеком на народный стиль.
Выйдя на авансцену, он неловко сплясал вприсядку, скрипя ревматическими коленями, и фальшиво запел:
– Мимо тещиного дома я без шуток не хожу…
Надежда Николаевна огорчилась.
Она вообще не любила пошлые частушки, а кроме того, имея взрослую дочь, давно уже была тещей и совершенно не одобряла непременные насмешки в свой адрес. Казалось бы, с зятем отношения у нее были хорошие. Ей, Надежде, зять Борька нравился – не пил, не курил, дочку ее, Алену, любил, а внучку Светочку просто обожал. Даже слишком, казалось Надежде, избалует девчонку. Характер зять имел хороший, только немножко расхлябанный. И жили они далеко – зять был военным моряком. Встречались не так чтобы часто. Но вот, поди ж ты, вечно Борька над ней подшучивал. И даже частушку эту противную напевал – тихонько, чтобы Надежда не слышала. Но она знала. И виду не показывала, что обижалась.
Надежда хмурилась, но пока терпеливо сносила происходящее и только оглядывалась.
За частушкой о теще последовали другие, столь же сомнительные, – о голубом цветочке, топоре и прочем.
Наконец первое действие закончилось, и Надежда встала со своего места.
– Вы из «Утреннего какао»? – спросил ее сосед, парень в голубой водолазке. – Вы, наверное, недавно к ним пришли, раньше я вас что-то не встречал!
– А вы откуда? – задала Надежда встречный вопрос, чтобы перехватить инициативу.
– Я из «Вечернего кефира»! – гордо ответил парень. – Ну и как вам этот спектакль?
– Честно говоря, я еще не разобралась в своих впечатлениях… – уклончиво ответила Надежда Николаевна. – Как-то все это немного пошловато…
– А по-моему, неплохо! – возразил ее собеседник. – В этом чувствуется подлинно народный дух! Стихия великого и могучего русского языка! Вы читали, что написал об этом спектакле Пеликанский?
– Нет, как-то не успела…
– Непременно прочтите! Пеликанский считает, что за таким подходом будущее! А Пеликанский – он гений! Не зря их пригласили с этими «Скоморохами» в Рио-де-Жанейро!
Надежда вежливо кивнула и ускользнула от назойливого собеседника.
Оказавшись в театральном фойе, она принялась разглядывать афиши и макеты оформления спектаклей. Обойдя фойе по кругу, она увидела дверь с табличкой: «Посторонним вход воспрещен», воровато огляделась по сторонам и проскользнула в эту дверь.
За дверью кипела бурная жизнь театрального зазеркалья. Мимо Надежды прокатили огромного деревянного коня на колесиках, в животе у которого кто-то громко чихнул, затем двое рабочих сцены протащили кусок декорации – огромный картон с половиной раскидистого дерева и неаккуратно намалеванным облаком. Вслед за этими работягами появилась женщина в кожаной куртке и сдвинутых на лоб очках, с выражением тихой паники на лице. Она подскочила к Надежде и, задыхаясь от волнения, спросила:
– Вы Спиридонову не видели?
Надежда честно ответила, что не видела.
Женщина в кожанке ахнула:
– Уже был второй звонок, а ее нет! Наверняка опять пьет с такелажниками! Что делать?
Надежда пожала плечами и отступила в сторону.
– Осторожно! – закричала женщина в кожанке. – Только не нажмите красную кнопку! Вы же знаете, что тогда будет!
– Что? Какую кнопку? – испуганно переспросила Надежда.
– Да вот же она, у вас за спиной!
Надежда оглянулась и действительно увидела на колонне за своей спиной большую красную кнопку.
– Черт знает что! – воскликнула дама в кожанке. – Пускают в театр неизвестно кого!
Она схватилась за голову и исчезла в темном коридоре.
Надежда огляделась и открыла одну из дверей.
За этой дверью была грим-уборная. Перед огромным зеркалом сидела сильно накрашенная полуодетая женщина лет сорока, рядом с ней стоял навытяжку пожилой мужчина в черном костюме, с большим букетом хризантем в руках.
– Какой мерзавец Лепешкин! – воскликнула женщина, разглядывая букет. – Я ему дала денег на розы, а он купил пошлые хризантемы, а разницу наверняка пропил! Хам! Жалкий, ничтожный человек! Небось Мартышкиной он покупал настоящие розы! Нет, как можно работать в таком окружении? Но хоть вы, Арнольд Алексеевич, не подведите! Вы должны вручить мне этот букет только после второго выхода на поклоны! Запомнили? Только после второго, а не как в прошлый раз! И умоляю, не споткнитесь, когда будете подниматься на сцену! На прошлой неделе вы рассыпали цветы…
– А если вообще не будут вызывать? – осведомился мужчина.
– Что?! Не будут вызывать?! Как это не будут вызывать? Да куда они денутся!
Тут актриса увидела в дверях гримерки Надежду Николаевну и повернулась к ней:
– А вы кто? Вы что тут делаете? Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Эти поклонники просто не дают прохода! Даже в антракте нельзя спокойно отдохнуть!
Надежда извинилась, выскользнула из гримерки и закрыла за собой дверь. Пройдя еще несколько шагов, толкнула следующую дверь и заглянула внутрь.
За этой дверью оказалась большая, но очень захламленная комната. Она была вся заставлена манекенами в самых разных костюмах и платьях, подставками с обувью, стойками с париками. Посередине комнаты стоял огромный стол, тоже заваленный костюмами, пышными юбками, кусками ярких тканей, кружев и лент. Около этого стола хлопотала худощавая замотанная женщина с растрепанными каштановыми волосами и полным ртом булавок.
– Вам фиво нафо? – спросила она, оторвавшись от работы.
– Что? – удивленно переспросила Надежда Николаевна. – Что вы сказали?
Женщина вынула изо рта булавки и повторила более отчетливо:
– Вам чего надо? Вы видите – я работаю!
– Да, вижу! – оживилась Надежда. – И очень уважаю ваш незаметный, но такой важный труд! Вы ведь костюмер?
– Ну да, – растерянно подтвердила женщина. – Я-то допустим костюмер. А вы кто?
– А я – журналист, корреспондент ежедневной газеты «Утреннее какао», – лихо соврала Надежда. – Я веду в газете рубрику «Культурное утро», в частности, пишу о театре и вот сейчас хочу подготовить нестандартный материал…
Надежда собралась с мыслями и продолжила:
– Дело в том, что пресса и телевидение всегда выдвигают на первый план работу актеров и режиссеров, а ведь еще великий Станиславский говорил, что театр начинается с вешалки! – с этими словами Надежда подняла с полу деревянную вешалку для платья и помахала ею в воздухе, подтверждая слова великого режиссера.
